На основании бюллетеня мы можем только предположить, что переправа-через реку и попытка помешать ей, столь победоносно отраженная, происходили на открытой местности. Но как же это могло произойти, когда у французов все мосты для переправы расположены внутри Меца — мосты, совершенно недосягаемые для противника, — когда, кроме того, для наведения дополнительных понтонных мостов имелось достаточно места в пунктах в равной мере безопасных, на участке реки протяжением в пять или шесть миль, прикрытом окружающими Мец фортами? Ведь не собирается же французский штаб уверять нас в том, что французы вопреки здравому смыслу пренебрегли всеми этими выгодами, что они вывели армию из Меца, навели мосты на открытом месте и переправились через реку на виду у неприятеля и в пределах его досягаемости лишь для того, чтобы вызвать то «сражение под Мецем», которое они обещали нам в течение целой недели?
Если же переправа через Мозель совершалась по мостам, находящимся внутри укреплений Меца, то как же могли пруссаки атаковать французские войска, находившиеся еще на правом берегу, до тех пор пока французы оставались, что они могли сделать внутри линии отдельных фортов? Артиллерия этих фортов вскоре сделала бы это место слишком жарким для всяких наступающих войск.
Все это кажется невероятным. Французский штаб по крайней мере мог бы указать название этой местности, чтобы мы имели возможность проследить по карте различные этапы этой достославной битвы. Но это название он не намерен сообщать. К счастью для нас, пруссаки не столь скрытны, они заявляют, что бой произошел близ Панжа, на пути к Мецу[32]. Мы смотрим на карту, и все становится ясным. Панж находится не на Мозеле, а в восьми милях от него, на реке Нид, на расстоянии около четырех миль от линии отдельных фортов Меца. Если французы переправлялись через Мозель и половина их войск находилась уже на другой стороне, то с военной точки зрения им совершенно незачем было держать большие силы в Панже или вблизи его. И если они направились туда, то это вызывалось не военными соображениями.
Вынужденный оставить Мец и линию Мозеля, Наполеон не мог, конечно, без боя и, если это возможно, без действительной или показной победы начать отступление, которое должно продолжаться, по крайней мере, до Шалона. Случай же представился благоприятный. В то время как половина его войск переправлялась, другая могла бы выйти через интервалы между фортами к востоку от Меца, оттеснить назад передовые войска пруссаков, завязать общее сражение, в той мере, в какой это оказалось бы нужным, завлечь противника в зону досягаемости артиллерии фортов, а затем эффектным наступлением всем фронтом отбросить его назад на безопасное расстояние от укреплений. Такой план не мог бы полностью потерпеть провал; он должен был привести к такому положению, которому можно было бы придать видимость победы; это восстановило бы доверие армии, возможно даже и Парижа, и придало бы отступлению к Шалону менее унизительный вид.
Этими соображениями и объясняется тот, казалось бы несложный, но в действительности нелепый бюллетень из Меца. Каждое слово этого бюллетеня в известном смысле правильно, тогда как весь контекст, как это заметно с первого взгляда, рассчитан на то, чтобы создать совершенно ложное впечатление. Эти соображения объясняют также, каким образом обе стороны могли претендовать на победу. Пруссаки оттеснили французов под прикрытие их фортов; но, продвинувшись слишком близко к этим фортам, они в свою очередь были вынуждены отступить. Вот все, что можно сказать о знаменитом «сражении под Мецем», которое могло бы и вовсе не произойти, так как его влияние на ход кампании будет равно нулю. Заметим, что граф де Паликао в своей речи в палате был значительно осторожнее.
«То, что произошло», — сказал он, — «нельзя было бы назвать сражением; это были отдельные стычки, и для каждого, кто разбирается в военном деле, должно быть ясно, что пруссаки потерпели в них неудачу и были вынуждены покинуть линию отступления французской армии».
Последнее утверждение маршала, по-видимому, было верным лишь в отношении небольшого промежутка времени, так как пруссаки, несомненно, сильно беспокоили отступавшие французские войска у Марс-ла-Тура и Гравелота.
Действительно, Наполеону и его армии пора было оставить Мец. Пока французы медлили у Мозеля, германская кавалерия перешла Маас у Коммерси и разрушила железную дорогу, идущую оттуда в Бар-ле-Дюк; она появилась также в Виньёле, угрожая с фланга колоннам, отступающим от Меца к Вердену. На что отваживались эти кавалеристы, мы видим на примере одного из эскадронов, который вошел в Нанси, собрал с населения 50000 франков и принудил жителей города разрушить железную дорогу. А где же французская кавалерия? Где те 43 полка, которые были присоединены к восьми армейским корпусам, и те 12 полков резервной кавалерии, которые числятся в составе Рейнской армии?