Произошло новое движение голов [
и эполет — снова назад, к Марову. Пронзительные], взгляды приковались снова к нему, но уже с испугом, почти с ужасом. Хриповатый бас издал кряканье продолжительное и грозное, а обладатель этого баса, толстый седоватый офицер [
вскинул плечи с толстыми эполетами и] сказал Марову.— Э… послушай… Ты что же это? Возьми, братец, если дают!
— Не хочу! — крикнул Маров, гневно глядя в самые глаза офицеру.
[
Движение, происшедшее вслед за этим дерзким криком машиниста, напоминало катастрофу:]
Задвигались стулья под гул голосов, выражавших ужас [
на иностранном диалекте], смешались в группы белые кители [
с расшитыми мундирами с яркими цветами распавшегося букета]; со звоном упал серебряный поднос от чьего-то изумленного жеста… Полный офицер склонился над изящной пожилой дамой, по-видимому желая утешить ее [
в неудаче] парою теплых слов. Маров услышал эти [
теплые] слова офицера:— Эх, баронесса, охота вам было!.. Стоило беспокоиться!..
Но продолжения [
его слов] Василий Петрович не слышал, воспользовавшись сумятицей, чтобы уйти.На самых ступеньках вагона его настиг один из офицеров [
в замшевом кителе, гибкий как жердь и такой же длинный]. Он [
, извиваясь лебяжьей шеей над головой Марова] поймал его за локоть и торопливо заговорил.— Послушайте, однако… Какого это вы черта?.. Почему вы не взяли ту безделицу, странный вы человек?.. Право же, вы поступили…м…м…неумно, мой друг! [
Знаете что? Вы поломались, отказавшись от крупной для вас суммы и нанесли неудовольствие баронессе.] Право же, вы поступили, мой милый, необдуманно!.. Идите, послушайте, возьмите ваши деньги…— Идите вы возьмите… мой милый! — ответил Маров, едва владея собой.
Офицер несколько опешил от этого тона [
. Он остановился с широко раскрытыми глазами и ощупал правой рукой левое бедро. Но не нащупав там ничего, кроме голой замши, вернул себе благоразумие] и сказал [
гневно]:— Послушайте, вы — как вас? Я вам говорю по участию, черт возьми! Как вы не хотите понять!.. Поймите же, что вы натворили глупостей с этой вашей фанаберией!
— Ну, что же делать! — насмешливо воскликнул Маров, спеша к паровозу.
[
— Да поймите, — приставал офицер, — вы могли бы извлечь большую пользу, если бы не заломались… Мы, поймите, мы все, тем более баронесса, сообщили бы о вашем поступке там, в Петербурге, и вы бы, может быть, стали… Но теперь, поймите, когда вы так дерзко… Теперь нам всем приходится только забыть о вас!— Ну и забудьте!.. А то мне недосужно с вами бобы-то разводить!
]— Фу, какой, однако, нахал! — крикнул офицер вслед Марову [
, уже взлетевшему в свою будку]. Поругавшись еще с секунду, [
жердеобразный] юнец исчез в ночной темноте. Василий Петрович дрожал с головы до ног от волнения, не мог владеть руками. Он действовал свистком и краном как автомат, не отдавая себе отчета.— Какое он имел право говорить мне «ты!» — разрешился наконец он бешеным криком, после долгого молчаливого пыхтения. — Он тыкай солдат своих в швальне, а не меня!.. Я ему не подчиненный!.. Мне сам начальник тяги не говорил никогда «ты»!.. Сам он не позволит говорить «ты» заслуженному машинисту!.. Да и никому!.. [
Свиная рожа! Дрянь, черт!]