Читаем Том 18. Избранные письма 1842-1881 полностью

Я все хвораю, дорогой Афанасий Афанасьич, и от этого не отвечал вам тотчас же на ваше письмо с превосходным стихотворением*. Это вполне прекрасно. Коли оно когда-нибудь разобьется и засыпется развалинами, и найдут только отломанный кусочек: в нем слишком много слез, то и этот кусочек поставят в музей и по нем будут учиться.

Я ни болен, ни здоров, но умственной и душевной бодрости, которая нужна мне, — нет. Не так, как вы — сухо дерево. Присылайте же еще стихи. Странно, как умствования мало убедительны. В последнем письме я вам писал, что я не согласен с мыслью последнего стихотворения*. Что я не захотел бы вернуться в могилу, потому что у меня оставались бы еще мои отношения к богу. Вы ничего на это не отвечали. Ответьте, пожалуйста. Если вам это кажется просто глупостью, так и скажите.

Дай бог вам всего лучшего, передайте наши поклоны Марье Петровне.

Ваш Л. Толстой.

<p>358. H. H. Страхову</p>

1879 г. Марта 25. Ясная Поляна.

Не написать нынче — дурно, написать два слова — нехорошо, но менее дурно. Я был в Москве за дровами для своей печи*. Дров набрал чудных, но измучился и простудился. Работаю много и радостно, но без всякого заметного следа работы вне себя. У нас все хорошо. Весной не пахнет еще. Василий Николаевич Горчаков был сослан, говорят, за фортепьяно, полное фальшивых ассигнаций, вывезенное им из-за границы*. Где может находиться дело об обер-фискале Нестерове, казненном в 1724-м году?* В Москве его нет. Если оно в Петербурге, можно ли иметь к нему доступ?* Дай вам бог здоровья и спокойствия для работы.

Вы пишете, что трудно жить и работать в городе. Я даже не понимаю этого. Жить в Петербурге или Москве — это для меня все равно, что жить в вагоне.

Простите, не сердитесь и верьте, что я вас люблю не меньше вашего.

Ваш Л. Толстой.

<p>359. А. А. Толстой</p>

1879 г. Марта 25. Ясная Поляна.

Я не отвечал вам долго, дорогой друг, оттого, что был эти дни в Москве и измучился, как всегда, от городской ужасной для меня суеты.

Я не так понимаю, как вы, слово крест, который мы несем*. Если богу угодно будет то, что я задумываю*, вы прочтете; на словах тоже к слову сказать можно, но писать нельзя. Скажу только, что «Возьми крест свой и иди за мной» — это одно нераздельное слово. «Возьми крест свой» — отдельно не имеет, по-моему, смысла, потому что крест брать и не брать не в нашей воле; он лежит на нас, только не надо нести ничего лишнего — все то, что не крест. И нести крест надо не куда-нибудь, а за Христом, то есть исполняя его закон любви к богу и ближнему. Ваш крест — двор, мой — работа мысли — скверная, горделивая, полная соблазнов… Но будет…

У меня две просьбы к вам, то есть через вас, к государю и императрице. Не бойтесь. Надеюсь, что просьбы так легки, что вам не придется мне отказать. Просьба к императрице даже такова, что я уверен, что она будет благодарна вам. Просьба через нее к государю — за трех стариков, раскольничьих архиереев (одному 90 лет, двум около 60,— четвертый умер в заточении), которые 22 года сидят в заточении в суздальском монастыре. Имена их: Конон, Геннадий, Аркадий*.

Когда я узнал про них, я не хотел верить, как и вы, верно, не поверите, что четыре старика сидят за свои религиозные убеждения в тяжелом заключении 23 года… Вы знаете лучше меня — можно или нет просить за них и освободить их. А как бы хорошо было освободить их в эти дни… Мне кажется, что нашей доброй императрице так идет ходатайство за таких людей.

Другая моя просьба к вам, чтобы мне были открыты архивы секретных дел времен Петра I, Анны Иоанновны и Елизаветы. Я был в Москве преимущественно для работ по архивам (теперь уж не декабристы, а 18-й век, начало его — интересует меня), и мне сказали, что без высочайшего разрешения мне не откроют архивов секретных, а в них все меня интересующее: самозванцы, разбойники, раскольники… Как получить разрешение?* Если вам не скучно, не трудно, не неудобно, то помогите мне, научите меня, если же хоть немножко почему-нибудь неприятно, — пожалуйста, ничего не делайте и простите меня за мою indiscr'etion*.

Как вы живете и чувствуете? Ваши письма всегда мне радостны. Чем старше, тем сильнее чувствуешь старую дружбу. Дай бог вам всего лучшего! Целую вашу руку, Соня благодарит вас за любовь и платит тем же.

Ваш Л. Толстой.

<p>360. С. М. Соловьеву</p>

1879 г. Марта 25? Ясная Поляна.

Милостивый государь Сергей Михайлович.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже