Том 18. Лорд Долиш и другие

Давно наблюдая за гольфом, могу сказать, что женские чемпионаты на курортах идут примерно одинаково. Мало-мальски годных участниц — штуки три-четыре, остальные просто хотят пощеголять в соответствующих костюмах. Поэтому отборочные игры описывать не стоит. Крольчихи легко и беззлобно сходят с круга, тигрицы доедают замешкавшихся, и к концу остаются только серьезные игроки.

Так было и в Ист Бамтоне. Эгнес шутя вышла в полуфинал, ожидая, что игра наконец начнется.

Глядя на то, как играет будущая миссис Макмердо, Эгнес немного успокоилась. Она по-прежнему не любила Кору, полагая, что именно такие женщины влекут мужчин на тропу греха, но в смысле гольфа Сидни повезло. Быть может, супруга отравит его или покинет, или будет нежиться на тигровой шкуре, но она никогда не выйдет на поле в бальных туфельках. Добивая очередную противницу, Эгнес видела, как Кора попала в дальнюю лунку с четырех ударов, тогда как ей самой это удалось с шести.

Полуфинал состоялся в один из тех дней, когда говорят: «Что жара! Если бы не влажность…» Долго сиявшее солнце куда-то исчезло. Нависла туча, кэдди еле таскали ноги. Эгнес не брала никакая погода. Она надеялась, что та подействует на противницу.

Кора со своей противницей играли первыми, и Эгнес снова восхитилась точностью ее удара. Сидни с явным одобрением смотрел на нее.

— Молодец, старушка! — сказал он, и Эгнес ощутила примерно то, что ощущаешь, если попадется несвежая устрица. Как часто слышала она эту самую фразу! Но она взглянула на Фосдайка, беспечно курившего сигарету, и минутная боль прошла. Если уж он не лучший из мужчин, то, знаете ли…

Когда пришел ее черед, Эгнес сразу поняла, что борьба предстоит нелегкая. Соперница была похожа на учительницу, но по мячу била мастерски.

Эгнес тоже была в форме, и до десятой лунки включительно они шли примерно вровень. Эгнес блеснула у шестой, но уступила у седьмой. Словом, успехи чередовались до одиннадцатой. Когда Эгнес направила к ней мяч, пророкотал гром, а там и разразился долго надвигавшийся ливень.

Эгнес подумала, что Провидение учло, наконец, ее заслуги. Дождь помогал ей. Тропический ливень придал бы ей невиданную силу. Она обрадовалась; но тут же заметила, что противница тоже не горюет. С явным облегчением вдохнув прохладу, она легко одолела обе следующие лунки.

Капитан Фосдайк шнырял по площадке, роняя замечания о каннибалах, с которыми доводилось встретиться, и о львах, которым, на беду, довелось встретиться с ним. Однако пока шла борьба за эти две лунки, он не произнес ни слова. Примеряясь к тринадцатой, Эгнес увидела его рядом, мокрого, несчастного, с поднятым воротником.

— Как же быть? — выговорил он.

— С чем?

— С этим дождем.

— Ерунда, моросит немного.

— А может, не стоит? Эгнес уставилась на него.

— Ты хочешь, чтобы я бросила матч?

— А что?

— Не вышла в финал из-за какого-то дождя?

— Мы насмерть промокнем. В конце концов, гольф — только игра.

Глаза у нее сверкнули, как молния, ударившая неподалеку в дерево.

— Я не уйду! — крикнула она. — А если уйдешь ты, можешь считать, что все кончено.

— Да я что, — сказал Фосдайк, — просто предложил… Эгнес была потрясена. «Только игра», видите ли! Да, играл он мастерски, но играл. Где дух, где благоговение?

Тут пришла целительная мысль: он пошутил. Среди африканских вождей и английских лордов принято над всем подшучивать. Чтобы там удержаться, нужно сочетать легкость речи с силой характера. Наверное, он хотел ее развеселить и пустил в ход свое разящее остроумие.

Сомнения исчезли. Вера в него укрепилась. Следующий удар поражал своим совершенством.

Что до капитана Фосдайка, он повторял про себя, что Эгнес — единственная наследница старого Джозайи.

Я не знаю, была ли учительницей та, с кем сражалась Эгнес, но если была, наши дети не пропадут. Шляпа ее утратила всякую форму, но сама она, лунка за лункой, не уступала противнице. На шестнадцатой счет сравнялся. Семнадцатой она овладела с легкостью.

— Осталась одна, — сказала она впервые за все время.

Не стоит говорить на поле. Все-таки отвлекает. Видимо, поэтому дела с восемнадцатой пошли значительно хуже. Лунка была простая, на самом краю, и даже кролики удачно ею пользовались. Но учительница промахнулась. Она играла так хорошо, что, казалось, справится с этим, однако мяч остановился за несколько дюймов от лунки, а у Эгнес сердце подпрыгнуло, как у Вордсворта при виде радуги. Она с детских лет промахивалась самое большее на три фута в год.

Именно тогда из клуба вышел пекинес, попивший там с блюдечка чаю. Он подбежал к мячу и стал его обследовать. Пекинесы — странные создания. Казалось бы, что ему этот мяч? Синеватый шарик, изрядно побитый. Но что-то он затронул. Собачка понюхала его и погладила. Потом взяла в рот, легла и стала методично жевать.

Эгнес было больно видеть собаку на газоне. Воспитанная с детства в уважении к правилам, она вся дрожала. Собрав воедино волю, она сделала шаг и сказала: «Фу». Пекинес покосился на нее, счел неинтересной и продолжал свое дело. Она шагнула еще раз, а учительница снова нарушила обет молчания.