Том 18. Рим

Сантобоно быстро преклонил колена и как-то наспех, словно выполняя долг вежливости, поцеловал перстень. Потом сказал с почтительной грубоватостью, с какой люди из простонародья обращаются к сильным мира сего:

— Прошу прощения у вашего высокопреосвященства за свою настойчивость. Вас ожидает столько людей, что мне бы ни за что к вам не попасть, не догадайся мой старый приятель Папарелли провести меня через эту дверь… А ведь я, зная вашу доброту, хочу просить ваше высокопреосвященство об огромном одолжении!.. Но сперва разрешите сделать вам небольшой подарок.

Кардинал слушал его очень серьезно. Он знавал этого священника в те времена, когда проводил каждое лето во Фраскати, на княжеской вилле, принадлежавшей роду Бокканера; при доме, отстроенном заново в шестнадцатом столетии, был чудесный парк с прославленной террасой, откуда открывался вид на римскую Кампанью, голую и необозримую, как море. Теперь вилла эта была уже продана, а на ее виноградниках, которые после раздела имущества достались Бенедетте, граф Прада, еще до ходатайства его жены о разводе, начал постройку целого квартала дачных домиков. Когда-то, прогуливаясь пешком, кардинал охотно наведывался к Сантобоно, который служил священником при старинной сельской часовне Санта-Мариа-деи-Кампи; Сантобоно жил при церкви, в полуразрушенной хибарке; всю ее прелесть составлял обнесенный стеною сад, который священник обрабатывал собственноручно, с подлинно крестьянским рвением.

— Хочется мне, чтобы ваше высокопреосвященство, как и в былые дни, отведали моих плодов, — продолжал священник, ставя корзинку на стол. — Первые фиги в нынешнем году, я сорвал их сегодня поутру. В прежнее время ваше высокопреосвященство очень любили их и кушали прямо с дерева, когда удостаивали ко мне заглянуть! Вы еще по доброте своей говорили, что нет на свете фиг, которые по вкусу сравнились бы с моими.

Кардинал не мог удержаться от улыбки. Он чрезвычайно любил фиги, и правда, смоковница Сантобоно славилась на всю округу.

— Благодарю, дорогой падре, вы не забываете о моих маленьких слабостях… Так что же я могу для вас сделать?

К Бокканера сразу же вернулась прежняя серьезность, — между ним и священником исстари не угасали споры, и эта противоположность воззрений вызывала досаду у кардинала. Сантобоно был из Неми, он родился в диком краю, нравы в семье были достаточно буйнее, его старшего брата зарезали в уличной драке. Священник всегда исповедовал пламенно патриотические взгляды. Ходили слухи, будто он чуть было не взялся за оружие и не стал в ряды гарибальдийцев; а в тот день, когда итальянская армия вступила в Рим, его с трудом уговорили не вывешивать на крыше дома знамя национального единства. Его страстной мечтой было вернуть Риму господство над миром, увидеть, как папа и король, заключив друг друга в объятия, станут действовать заодно. В глазах кардинала Сантобоно был опасным бунтовщиком, отступником в сутане, угрозой католицизму.

— О, ваше высокопреосвященство может сделать мне такое одолжение… такое одолжение!.. Если только ваше высокопреосвященство соблаговолит!.. — пылко твердил Сантобоно, умоляюще складывая огромные узловатые руки.

Потом, спохватившись, он спросил:

— А разве его высокопреосвященство, кардинал Сангвинетти, ни слова не сказал вашему высокопреосвященству о моем деле?

— Нет, кардинал только предупредил меня о вашем приходе и упомянул, что вы хотите о чем-то меня просить.

И Бокканера помрачнел, со все возрастающей суровостью ожидая продолжения. Ему было небезызвестно, что с тех пор, как Сангвинетти, получив епархию, по целым неделям жил во Фраскати, священник стал у него завсегдатаем. Любой кардинал, претендующий на папский престол, укрывает в тени своей сутаны таких приближенных, рангом пониже, которые ставят свои честолюбивые помыслы в зависимость от его избрания: если когда-нибудь он станет папой, если они помогут ему в этом, они и сами, вслед за ним, войдут в обширную семью понтификата. Поговаривали, будто Сангвинетти уже однажды вызволил Сантобоно из некрасивой истории; поймав какого-то малолетнего воришку, перелезавшего через забор его сада, священник вздумал его проучить, а тот возьми да и умри от последствий слишком сурового внушения. Но к чести Сантобоно следует добавить, что в его фанатической преданности кардиналу главную роль играла надежда обрести в лице Сангвинетти именно такого папу, о каком он мечтал, папу, которому суждено сделать Италию великой державной страною.