Том 2(1). Наша первая революция. Часть 1

"Твердо держаться раз избранного пути невозможно без незыблемых начал нравственного и политического миросозерцания. В борьбе за нашу духовную самобытность и в борьбе за политическое освобождение родины мы выработали себе такие начала".

("Полярная Звезда", N 1, от редакции).

…И кожа та сидит на нем так славно, как башмаки Алкида на осле…

(Шекспир, "Король Джон")^*

.

Г. Струве получил литературное имя, как писатель, один из первых вступивший с марксистским багажом на лед русской цензуры. Это была несомненная заслуга. Теоретическая ценность его книжки ("Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России")^* нас здесь не занимает. Отметим только, что это — эклектическое соединение «критической» философии, вульгаризованного марксизма и подправленного марксизмом мальтузианства. Общественное значение книжки определилось исключительно идеями марксизма, которые г. Струве отчасти перевел с немецкого языка, отчасти перенес из «нелегальных» произведений группы "Освобождение Труда"^* в легальную литературу. В "Новом Слове"^*, журнале 1897 г., г. Струве делает решительный шаг влево и пишет публицистические статьи в марксистском тоне, насколько это допускали условия тогдашней цензуры. В подполье в это время идет деятельная кружковая пропаганда среди рабочих. Открывается эпопея экономических стачек. В марте 1898 г. происходит первый съезд социал-демократических организаций^*, который провозглашает единство партии и издает революционный манифест. В этом документе социал-демократия устанавливает свое духовное родство и политическую преемственность с революционными движением 70-х годов, констатирует политическое ничтожество русской буржуазии и русского либерализма, как выражения ее исторически-запоздалых интересов, выдвигает на этом фоне освободительную миссию пролетариата и провозглашает его конечной целью завоевание государственной власти в целях экспроприации экспроприаторов и организации социалистического хозяйства.

Этот решительно-революционный ("ортодоксальный") манифест социал-демократической партии был написан не кем другим, как г. Петром Струве. Октябрьская стачка 1905 г. смыла с него это преступление, и нашим сообщением мы ему не повредим в глазах властей. Что же касается его либеральной карьеры, то этот факт может только придать ей блеску…

Таким образом от "Критических заметок" через "Новое Слово" к «Манифесту» г. Струве непрерывно шел по "раз избранному пути". Увы, этот первый период осложнен, однако, одним поразительным обстоятельством почти провиденциального характера. В 1894 году, готовясь выпустить "Критические заметки", в которых он решительно высказывался вместе с Энгельсом за социалистический "прыжок из царства необходимости в царство свободы", в это самое время г. Струве выступил в политике, как автор "Открытого письма Николаю II".

Солидаризируясь с теми земскими ходатайствами 1894 г., которые перешли в историю под названием "бессмысленных мечтаний"^*, г. Струве заявлял: "мы просили немногого, вы отказали; вы хотите войны — будет война". Таким образом, это был своего рода манифест земцев, становящихся на путь политической оппозиции.

Г. Струве был тогда еще совсем молодым писателем. Но он подавал уже большие надежды. В 1894 г. он вступал в диалог с монархом от имени разочаровавшихся земцев, в 1898 г. он от имени социалистического пролетариата клеймил ничтожество русского либерализма.

Этот крутой подъем на "раз избранном пути" утомил г. Струве. Для него начинается (?) эпоха сомнений, колебаний, критики. В сфере критики марксизма, как раньше в сфере его популяризации, как позже в сфере идеалистической философии, г. Струве не дал ни одной широкой самостоятельной мысли. Вряд ли есть сейчас в России десяток образованных людей, которые могли бы изложить критические идеи г. Струве в области социологии и политической экономии. Все это бесследно забыто. Но мы занимаемся здесь не оценкой научных опытов г. Струве, — нас интересует физиономия политика. Поэтому достаточно будет сказать, что посредством критики марксизма г. Струве во всяком случае благополучно ликвидировал свою связь с рабочим движением, которому он — худо ли, хорошо ли — начал было служить, и помог ликвидировать эту связь значительной группе интеллигенции.