Том 2(1). Наша первая революция. Часть 1

Ответственность должностных лиц по суду за нарушения законов и прав граждан при соответственной организации судебной власти несомненно может служить надежной гарантией против частных правонарушений, совершаемых отдельными чиновниками. Но она, очевидно, не может охранить граждан от государственного переворота. Правительство, которое ставит своей задачей ниспровержение конституционных основ, не будет, разумеется, остановлено страхом пред судами, охраняющими существующие конституционные права. Гораздо более реальную гарантию в этом отношении представляет выборность чиновников народом, но об этом кардинальнейшем демократическом требовании наш проект не говорит ни слова. А между тем ясно, что только выборный полицейский, бюрократический и судебный персонал, периодически обновляемый, неспособен выродиться в постоянную организованную угрозу народным правам и интересам.

Но если выборная бюрократия и не станет активной силой государственного переворота, то сама по себе она, разумеется, не в состоянии охранить народ от вооруженных покушений на его права. Самой лучшей администрации останется лишь скрестить руки, когда власть будет передана боевым генералам. Протесты и постановления самых энергичных прокуроров останутся бессильными, когда из свиты победоносных генералов выделятся военные суды. История 48 года прекрасно знает, как это делается.

Какой же вывод следует из сказанного?

Простой и ясный. Народное представительство, ответственная бюрократия и независимый суд должны опираться на материальную силу. Такую постоянную, уверенную в себе силу может представить только вооруженный народ. Вот почему упразднение постоянной, искусственно дрессированной армии и замена ее народной милицией должны стоять во главе угла всякой истинно-демократической программы. Милиция, это — действительная реальная гарантия и народоправства, и прав личности. Никакая декларация, хотя бы она была не в пример решительнее и определеннее, чем трусливое, озирающееся освобожденское творение, не может обеспечить народу его прав, если она не опирается на его организованную силу.

Что же по этому вопросу дает нам "проект основного закона"? Он дает нам, как мы выше видели, ценный по своей определенности ответ: "Императору принадлежит, — читаем мы в отделе "об императорской власти", — верховное начальствование сухопутными и морскими вооруженными силами Российской державы. Он производит в чины. Все военные и военно-морские должности замещаются или им, или лицами, ему подчиненными".

Таким образом, сохраняется постоянная армия, это страшное орудие порабощения целого силою порабощенной части. Мало того: постоянная армия по-прежнему остается в руках лица, ни пред кем не ответственного, стоящего над конституцией. Это ничто иное, как абсолютизм, прикрытый ширмами демократии. Можно было бы, в сущности, не подвергать рассмотрению ни вопроса о двух палатах, ни вопроса об избирательной системе, — достаточно поставить вопрос о постоянной армии или милиции, чтобы сразу выяснить ценность конституции, которою ощенилась освобожденская мысль.

V. Организованный государственный переворот

Абсолютизм сохраняется, как принцип, — но и не более, как принцип. По существу же конституционные определения стремятся превратить монарха в царствующего, но не правящего страной.

За императором, как мы видели, оставлено право роспуска палаты, право объявления войны и заключения мира. Но роспуску подлежат лишь народные представители, — депутаты земств не могут быть отосланы короной. Для войны нужны деньги, а вотирование денежных сумм зависит от Государственной Думы. Монарх назначает министров, но министры ответственны пред большинством палаты; в сущности он не назначает министров, а лишь называет их вслух. Монарх "утверждает и обнародует законы", но не он их издает. Законодательная работа — дело Государственной Думы; монарх лишь скрепляет то, что она постановляет. И так во всем. В конституционном идеале функции монарха должны приобрести чисто-механический характер.