Том 2

Налево от тронов сидела маленькая группа людей — шесть человек, которые заметно отличались от других; на них была одета длинная белая одежда с изображением солнца, перевязанная у пояса чем-то вроде золотой цепи, от которой свисали вниз длинные золотые дощечки эллиптической формы, сделанные в виде рыбьей чешуи, так что при каждом движении знатных особ они звенели и блестели. Все эти люди находились в почтенном возрасте, имели суровый вид и длинные бороды.

Один из них в особенности производил странное впечатление. Он был очень стар, — около восьмидесяти лет, — чрезвычайно высок, с белоснежной бородой, которая свисала до пояса. Черты лица его были строги и суровы, серые глаза смотрели холодным, пронизывающим взглядом. Головы других были непокрыты, а у высокого старика на голове была надета вышитая золотом шапочка, указывающая, что обладатель ее — персона особой важности. Позднее мы узнали, что это был Эгон, великий жрец страны. Когда мы подошли ближе, все эти люди, включая жрецов, встали и весьма учтиво поклонились нам, прикладывая два пальца к губам, в знак приветствия. Из-за колонн вышли слуги и принесли кресла, на которые мы втроем сели, лицом к тронам, а Умслопогас и Альфонс встали позади нас. Едва мы успели сесть, как справа и слева раздались звуки труб. Затем вошел человек, встал против трона с правой стороны и провозгласил что-то громким голосом, причем повторил три раза слово «Нилепта». Другой человек прокричал что-то перед левым троном, повторив три раза слово «Зорайя».

С каждой стороны появились вооруженные люди, встали по обеим сторонам тронов и опустили вниз копья, зазвенев ими по мраморному полу. Снова звуки труб, и с разных сторон появились обе королевы, сопровождаемые шестью дамами.

Все присутствовавшие в зале замерли, приветствуя их.

Я видал на своем веку красивых женщин и более не прихожу в восторг от прекрасного лица, но красота сестер-королев превосходит всякое описание! Обе были молоды — около двадцати пяти лет; обе высоки и изящно сложены. Но на этом сходство их кончалось. Нилепта была женщина ослепительной красоты, ее правая рука и часть груди, согласно обычаю, были обнажены и сияли белизной из-под складок белой, расшитой золотом тоги, или кеф. Ее лицо было так прекрасно, что, раз увидев его, трудно было забыть. Волосы золотистого цвета, собранные короткими локонами вокруг головы, осеняли чистый, прекрасный, как слоновая кость, лоб, глубокие, искристые серые глаза сияли нежностью и царственным величием. Рот был удивительно нежно очерчен. Все ее лицо поражало прелестью и красотой очертаний, вместе с легким оттенком юмора, приютившимся в уголках губ, подобно серебристой капле росы на розовом бутоне. На ней не было никаких драгоценностей, кроме золотых обручей на шее, руке и колене, изготовленных в виде змеек. Ее тога была сделана из снежно-белого полотна, богато расшита и украшена эмблемой солнца.

Другая сестра, Зорайя, представляла несколько иной, мрачный характер красоты. Волосы Зорайи, волнистые, как у Нилепты, были иссиня-черного цвета и падали локонами на плечи. Цвет лица оливковый; большие темные глаза, мрачные и блестящие, я сказал бы, жесткие губы! Это лицо, спокойное и холодное, говорило о затаенной страстности и заставило меня подумать о том, как будет это спокойствие нарушено и страсть вырвется наружу. Я смотрел на лицо Зорайи, и мне припомнились спокойные и глубокие воды моря, которое я ясные дни ничем не проявляет своей могучей силы, и только в сонном рокоте его слышится затаенный дух бури! Фигура Зорайи была прекрасна по своим линиям и очертаниям, хотя несколько полнее, чем у Нилепты. Одета она была совершенно одинаково с сестрой.

Когда прекрасные королевы спокойно уселись на своих тронах при глубоком молчании всего двора, я подумал, что обе сестры в точности воплощают в себе мое понятие о царственности. Эта царственность сказывалась в их формах, грации, достоинстве, даже в варварской пышности окружающей обстановки. Быть может, они вовсе не нуждались в воинах и золоте, чтобы утвердить свою власть, чтобы подчинить своей воле упрямых людей! Достаточно было одного взгляда блестящих глаз, одной улыбки прекрасных уст, чтобы заставить подданных идти на смерть ради них!