Том 2

— Ну, побудем вместе, Катюша, на прощанье! — Соустин бережно притянул ее к себе, усадил рядом на кушетке. — Как хорошо, когда мы вместе одни, как будто в своей комнате! Мы оба устали, Катюша, довольно… Знаешь, давай решим… — Чувство освобождения все ширилось в нем, безбрежно захватывало его, в окна вливалось холодное лучезарное сияние зимы, верилось, что этот день, предстоящая поездка — последний рубеж, за которым по-новому, по-бодрому начнется жизнь. — Давай решим, Катюша, что, как только я вернусь, найдем комнату во что бы то ни стало! В жилищном кооперативе обещают только через год. Но многие сейчас уезжают в командировку, сдают на время. У меня этот год самый серьезный…

Катюша ничего не говорила, теребя со стесненным дыханием бахромки тряпочки, которою только что стирала пыль. Она никогда не умела требовать для себя, Катюша.

— …поворотный год. Я буду добиваться и добьюсь… Добьюсь работой. И будем оба с тобой учиться, а летом поедем отдохнуть куда-нибудь… в Крым! Ты будешь моим щитом, Катюша!

Она отдала ему свои счастливые глаза. Про щит Катюша не поняла, конечно… И как она по-детски рада была помечтать наконец-то вместе!

— Да, Коля, тебе давно пора. Я не знаю, почему ты пропустил последнюю осень? Какой-то чужой ходил… А сейчас, Коля, это сделать легко, сейчас так идут навстречу… У тебя заслуги, твои лучшие годы взяла гражданская война. Я и про себя думаю, Коля: зачем мне эти нотариальные курсы, я теперь могу выбрать поинтереснее, какой-нибудь специальный техникум, правда? Это будет замечательно!

Она совсем освоилась, сама прижималась, ютилась к нему. Хорошая! И сладкую готовность прочитал Соустин в раскрасневшемся ее лице, в распустившихся налитых губах, в этом запрокинутом прижиманьи — стыдливую готовность жены. Ведь Коля уезжал надолго, она заботилась о полной прощальной ласке для него. Зимний день безбрежно, отдохновенно сиял… Соустин потихоньку освободился.

— Мне нужно еще найти извозчика, Катюша, я вернусь через десять минут.

Но дело оказалось несколько сложнее, и Соустин возвратился только через полчаса. Катюша еще прибиралась. И чем-то непредвиденно-неприятным ударила пустота письменного стола, тоже прибранного, обнаженного от книг. Там, справа, — Соустин помнил, — под «Анти-Дюрингом» беззаботно засунута была карточка Ольгина с надписью и еще один снимок, на котором оба они с Ольгой, во время прибоя… Он порывисто, как бы невзначай, открыл шкаф: да, «Анти-Дюринг» лежал там отдельно. Надо же было ей! Соустин оглянулся. Катюша следила за ним: она тяжело, вкось, как преступная, отвела глаза…

Объясняться сейчас, снова вызывать больные призраки?.. Он предпочитал уехать с комом в горле, унося на себе бремя этих молчаливых и покорных глаз. Потом, потом…

…Снотворные снега кружились в окне. Над деревнями, над овражками проплывал вагон с томительной, уютной своей духотой, с занавесками на окнах, с зеркальными дверями, с московскими, разных степеней сановитости людьми, которые прохаживались, курили, читали… Нет, комфортабельный этот вагон совсем не казался чем-то чужеродным среди снеговой деревенской юдоли; и в вынужденной праздности едущих в нем людей сквозил некий деловитый дух, даже, пожалуй, военная подтянутость: вагон ощущался плывущим штабом. Страна лежала за его окнами, как раскрытая для работы книга.

В день отъезда — то было еще до прихода Катюши — Соустин зашел, он вынужден был зайти, к ответственному секретарю.

Зыбин в своем кабинете читал. Почему он сделал вдруг такое остерегающееся движение? Соустин понял, взглянув вскользь на развернутую на столе папку с печатными листками. Он видел не однажды такую же в руках Калабуха, но каждый раз лишь издали видел… Зыбин быстро закрыл папку, положил на нее ладонь.

Что же, Соустин присел.

— Ну, счастливого пути, успешной работы! — Зыбин радушно откинулся в кресле, — Когда уходит поезд?

Соустин сдержанно сказал, что перед отъездом он хотел бы получить о своей работе, более исчерпывающие указания.

— Указания? Пишите правду, вот и все. В частности? Пишите о том, как углубляется процесс коллективизации в деревне, как ведет себя кулак… о борьбе с ним. Ну… пишите о кадрах, уходящих с мест на строительство. Район, вы говорите, ваш родной, вы знаете его и в прошлом? Вот и из прошлого подберите несколько фактиков поярче, повыпуклее, например, о кулацкой эксплуатации. Освещение будет полнее. (Соустин — скорее от стеснительности, чтоб не смотреть ему в глаза, — вынул блокнот, записывал.) Язык в ваших статьях очень. художественный, но должен вам сказать, вы не обижайтесь… за красотой, товарищ Соустин, вы особенно там не гонитесь, давайте фактов, фактов побольше. Правды.

Соустин бросил осторожный взгляд на закрытую пап ку. Документы, спрятанные в ней, исходящие из высшего органа партии, полагалось знать только Зыбину, Калабуху, они оглашались лишь среди членов партии на закрытых собраниях… Конечно, Соустин отлично понимал, что означают иные, слишком важные документы в боевой обстановке, при близости врага…