Том 2. Белая гвардия

Сечевики. — Сечевые стрельцы — воинские формирования из Западной Украины (Галиции), названные так в подражание Запорожской Сечи. Находились под прямым влиянием австрийцев. И не случайно сечевики были опорой во время восстания Петлюры против гетмана П. П. Скоропадского.

Черные халаты стали полукругом. — Имеется в виду темно-синяя экипировка солдат из «синей» галицийской дивизии.

Хлопцы в тазах на головах… — Немецкая и австрийская армии помогали петлюровцам в снабжении и обмундировании, в том числе и стальными касками.

…и гайдамаков… — Гайдамаками называли в XVIII в. участников народно-освободительного движения на Украине в борьбе против польских захватчиков. В данном случае имеются в виду солдаты-петлюровцы.

Колька Бакалейников и Юрий Леонидович… — Очевидно, имеются в виду брат Булгакова Николай («Николка») и друг Булгакова — Юрий Леонидович Гладыревский.

«Голярня» — парикмахерская (укр.).

Город прекрасный… — ария Веденецкого гостя из оперы Н. А. Римского-Корсакова «Садко» (1896).

Historia morbi^*

Впервые — «Литературное приложение» к газете «Накануне». 1922. 22 октября. Рукопись рассказа не сохранилась.

Печатается по тексту «Литературного приложения».

Дата написания рассказа неизвестна, но совершенно ясно, что писатель в нем пытается осмыслить итоги прошедших потрясений как в масштабах страны, так и в масштабах семьи (и отдельной личности). Победа в Гражданской войне большевиков, которых он прежде всего рассматривал как силу антинациональную и всесторонне разрушительную, была величайшей трагедией для писателя. Сохранялись, правда, надежды на возможность изменений в политической физиономии России, но реалии были малоутешительными.

Что касается булгаковской семьи, то и здесь было много печали: мать писателя, хранительница семейного очага, внезапно умерла, младшие братья, Николай и Иван, которых Булгаков одно время считал погибшими, оказались на чужбине, а сестры, как и полагается, потихонечку разбрелись по своим новым семейным углам.

Самому Булгакову приходилось начинать все сначала — в неизвестном ему городе, без достойного места работы, без квартиры. В сущности, они с женой были нищими. Страна разрушена, семья разметана, кругом запустение и мрак. И при мысли, что жить и служить придется под зорким оком самих разрушителей, становилось жутко.

А тут неотступно преследовали еще свежие впечатления от братоубийственной бойни. Можно с уверенностью сказать, что у братьев Булгаковых была тайна. Ведь до сих пор ничего не известно о боевом прошлом Николки… Известно только, что он ушел добровольцем в армию Деникина, был тяжело ранен и вывезен в Константинополь… Но где он воевал, в каких войсках и частях служил, случалось ли ему быть рядом с братом Михаилом, и если случалось, то где и когда, — ничего не известно. А могло быть всякое… Ведь не случайно первая жена писателя, Т. Н. Лаппа, в беседах с пытливыми булгаковедами, восторгавшимися полученными от нее новыми сведениями о жизни писателя, с улыбкой говорила, что в этих сведениях нет ничего особенного, самое главное осталось недосказанным.

Значит, было это главное, важное в жизни писателя. Во всяком случае, не исключено, что Булгаков мог оказаться свидетелем каких-то сцен, которые запомнились ему надолго, а может быть, и навсегда. И само присутствие при этих сценах мог вменять себе в вину.

Очевидно, рассказ создавался тогда, когда Булгаков еще не знал, что брат Николай остался жив. А узнав, решил не изменять ничего в рассказе, поскольку иначе разрушилась бы основная канва повествования.

Нет смысла выявлять в рассказе «автобиографическое», отделяя его от «фантастического», ибо по духу своему сочинение это есть «история болезни» человека, изломанного потрясениями и несчастиями.

Рассказ, несомненно, занимает важнейшее место в творческой истории пьесы «Бег». Основная канва будущей пьесы просматривается в этом небольшом, но глубоком по смыслу сочинении. Главная мысль его, обращенная к читателям, — не совершайте деяний, после которых человек попадает во власть вечных призраков и несет тяжкое «бремя угрызения». Не совершайте таких деяний даже в «проклятые дни», чтобы не испытывать вечно «адовы муки».

Налет (В волшебном фонаре)^*

Впервые — Гудок. 1923. 25 декабря. Подпись: «М. Б.». Рукопись рассказа не сохранилась.

Печатается по тексту газеты «Гудок».