Том 2. Белая гвардия

Да ведь тот был петлюровец, а эти чекисты-большевики?! Ведь они же враги?.. Неужели же теперь они соединились? — Конечно, этот фрагмент текста не мог появиться в то время в печати. Видимо, к счастью для Булгакова. Ибо после выхода романа в свет в шквале «критики» явно просматривалась тенденция доказать, что в лице петлюровцев писатель показал большевиков.

…с такими свиньями никаких революций производить нельзя… — Ср.: «…яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране…» (Из письма правительству, 28 марта 1930 г.).

Дни Турбиных^*

Впервые опубликована на русском языке в сборнике: Булгаков М. Дни Турбиных. Последние дни (А. С. Пушкин). М.: Искусство, 1955.

Печатается по указанному изданию.

Рукописное наследие Булгакова 1920-х гг. оказалось крайне скудным: большая часть его сочинений этого времени сохранилась в печатном или машинописном (пьесы) виде. Видимо, сам писатель, находясь в трудных условиях, не придавал большого значения своим черновым автографам, а Е. С. Булгаковой, благоговейно относившейся к рукописям писателя и стремившейся сохранить каждую его строчку, рядом с ним не было. Поэтому зачастую возникают трудности при восстановлении истории написания сочинений 1920-х гг. Пьеса «Дни Турбиных» («Белая гвардия») не является в этом смысле исключением: черновые автографы не сохранились. Но сохранились три ее машинописные редакции. Именно о трех редакциях пьесы говорил и сам автор в беседе с П. С. Поповым, который зафиксировал содержание этой и других бесед документально. Так вот, Булгаков отмечал, что «у пьесы три редакции. Вторая редакция наиболее близка первой; третья наиболее отличается» (ОР РГБ, ф. 218, № 1269, ед. хр. 6, л. 1, 3). Запомним эти авторские указания и перейдем к краткой истории написания пьесы.

То, как возник замысел пьесы, Булгаков превосходно изобразил в «Записках покойника». Мы приведем лишь некоторые строки из этого текста.

«Вьюга разбудила меня однажды. Вьюжный был март и бушевал, хотя и шел уже к концу. И опять… я проснулся в слезах!.. И опять те же люди, и опять дальний город, и бок рояля, и выстрелы, и еще какой-то поверженный на снегу.

Родились эти люди в снах, вышли из снов и прочнейшим образом обосновались в моей келье. Ясно было, что с ними так не разойтись. Но что же делать с ними?

Первое время я просто беседовал с ними, и все-таки книжку романа мне пришлось извлечь из ящика. Тут мне начало казаться по вечерам, что из белой страницы выступает что-то цветное. Присматриваясь, щурясь, я убедился в том, что это картинка. И более того, что картинка эта не плоская, а трехмерная. Как бы коробочка, и в ней сквозь строчки видно: горит свет и движутся в ней те самые фигурки, что описаны в романе. Ах, какая это была увлекательная игра… Всю жизнь можно было бы играть в эту игру, глядеть в страницу… А как бы фиксировать эти фигурки?.. И ночью однажды я решил эту волшебную камеру описать… Стало быть, я и пишу: картинка первая… Ночи три я провозился, играя с первой картинкой, и к концу этой ночи я понял, что сочиняю пьесу. В апреле месяце, когда исчез снег со двора, первая картинка была разработана… В конце апреля и пришло письмо Ильчина…»

Быть может, все так в действительности и было, но по сохранившимся документам видно, что первый набросок пьесы Булгаков сделал 19 января 1925 г. Это явствует из его собственноручной записи в альбоме по истории «Дней Турбиных» (ИРЛИ, ф. 362, № 75, л. 1). А письмо от Б. И. Вершилова (Студия Художественного театра) от 3 апреля 1925 г. Булгаков получил, видимо, не в конце апреля, а раньше.