Ужели мы настолько грубы,Что будем их хулить взасосЗа чуть подкрашенные губы,За дым соломенных волос? Подтянутость — большая штука, И в прошлом нам тому порука — Обломов с рыхлою икрой. В халате, в шлепанцах с дырой…О дорогие эмигранты,Шершаво-жесткие козлы!Все эти женские талантыДостойны бешеной хвалы… Не стоим мы такого дара — Давайте ж пламенно и яро Подымем рюмки в небосвод: «За женский наш громоотвод!»1930
В бочонке селедкиУютными дремлют рядами…Изысканно-кроткийПриказчик склоняется к даме:«Угодно-с икорки?Балык первоклассный из Риги…»Кот Васька с конторкиЛениво глазеет на фиги.Под штофом с полыннойТарань аромат излучает…Ужель за витринойПарижская площадь сияет?Так странно в ПарижеСтоять над кадушкой с морошкойИ в розовой жижеБолтать деревянною ложкой…А рядом полковникБлаженно припал к кулебяке,—Глаза, как крыжовник,Раскинулись веером баки…Холм яблок на стойкеКруглится румяною митрой,Вдоль полки настойкиИграют российской палитрой.Пар ходит, как в бане,Дух воблы все гуще и слаще,Над дверью в туманеЗвенит колокольчик все чаще.1931
Дело было весною в Париже.На камине стояла банкаС золотою, потертою рыбкой…Поэт бросал ей облатки,Муравьиные яйца и крошкиИ из крана, два раза в сутки,Подливал ей свежую воду.Но скучала рыбка изрядно,—Подымалась к самому краю,Оплывала тесную банку,Беспомощно рот разевала,Словно астмой страдала несносной,И какие-то белые ниткиИз ее живота волочились.Как-то вечером тихой стопоюПоэт подошел к камину,Покачал головой лохматойИ промолвил с кроткой усмешкой:«Молчаливая, вялая рыбка,Золотая моя квартирантка!В старину с твоей прабабкойПреглупейшая штука случилась,—В старину она в сеть попалась,А старик был дурень отпетыйИ при том еще находилсяУ своей старухи под лаптем…Отпустил бескорыстно он рыбку,А потом, по приказу старухи,С год он рыбке башку морочил,Потакая бабьим причудам…Я, дружок мой, ей-ей скромнее:Ни о чем я клянчить не буду,Отпущу тебя даром в Сену.От всего широкого сердца,—Плыви хоть до самого моря.Приходить я на берег не буду,Торговаться с тобой не стану,Даю тебе честное слово!»