Том 2. Если б заговорил сфинкс

Главный повар царя Киркуф, лоснящийся от пота, с полотенцем на плече, в ослепительно белом набедреннике, в мягких коричневых сандалиях, с широким многоцветным ожерельем из бус на мускулистой шее и с плетью в руке руководит подготовкой к пиршеству. Он зорко следит, чтобы не было суетни, неугодной фараону.

«Не делай больше порученного!» — гласит заповедь. Но ведь сказано еще: «Послушание — главная добродетель...»

И Киркуф неуклонно требует от подчиненных выполнения того и другого. Впрочем, рабочие обширной царской кухни прекрасно обучены и своей расторопностью и четкостью только способствуют возбуждению аппетита.

Гости покидают носилки у Площади Приемов возле дворца и дальше идут пешком. На шелковистом густом газоне с северо-восточном углу двора прямо на траве раскинуты мягкие подушки для сидения, и перед каждой — резной эбеновый столик для яств. Гости располагаются двумя вытянутыми и широкими рядами, друг против друга, оставляя свободную прямоугольную площадку для представлений. С севера ее замыкает царский трон, а с юга оставлен проход для танцоров и акробатов.

Церемониймейстер Никаурэ указывал каждому гостю его место. По правую руку царя — врач фараонова желудка Ихгорнахт и врачи обоих царских глаз — Инухотеп и Ренси. Затем — везир Иунмин и начальник казначейства Сехемкарэ.

По левую руку Благого бога — начальник туалета Габес, хранитель царского гардероба Схетепибрэ, начальник палаты омовения Сенбеф, главный жрец Бога солнца из города Он Рэ-ба-нофр и рядом с ним сияющий Хеси. Затем Хену и жрец Небутеф, еще старец Инфеб и лишь потом — Мериптах.

Правитель великого двора и распорядитель сегодняшнего пиршества Никаурэ выбрал себе место напротив царя у прохода для артистов. Позади трона владыки Обеих Земель — подушка и столик начальника поручений Неджемида.

Барабанная дробь тамтамов прижала лица приглашенных к земле — сам владыка Обеих Земель, сын Рэ, великодержавный Хор, отец и хозяин роме, медленно опускался на трон!

— Сядьте все, — приказал Хефрэ, — сегодня я разрешаю смотреть на меня...

Никаурэ подал знак, и слуги пришли в движение. Одни несут яства, другие разливают вино в алебастровые кубки, третьи разносят чаши с водой для омовения рук. Молча, без суеты. Слаженно, стремительно.

И снова — покой. Все взгляды на царя. Преданно. Ожидающе. Вот поднял он божественное лицо. Оглядел каждого. В упор. Пронзительно. Холодно. Останавливая сердца подданных. Прервав их дыхание. Вот произносит он:

— Брат мой Мериб наказан. За обман рабочих. Не примет он сегодня участия в нашем пиршестве. Будет знать он!

Забегали глаза у гостей. Восторгаться? Но Мериб есть Мериб! Печалиться? Так ведь царь — еще выше... Презрительная улыбка легла на уста Хефрэ и тут же исчезла.

— Объявляю волю мою, — продолжал царь, насладившись замешательством придворных. — Изваяние, высеченное Мериптахом, достойно богов. Награждаю скульптора новой гробницей, взамен той, что отдал он жене своей...

Хор восторга и удивления щедростью царской ответил Хефрэ.

И началось пиршество!

Обильное питьем и едой. Лучшие танцовщицы Белых Стен в прозрачных накидках на гибких телах извиваются перед гостями. Не зря говорят мудрые: юность женская — лучшее оружие против старости и увядания аппетита!

Лишь час спустя царь омыл руки водой из Священно Хапи и вновь оглядел гостей.

— Хотел бы я знать, — задумчиво молвил фараон, — кто мешал в строительстве Мериптаху? — и почему-то повернулся в сторону Хеси.

— Священная воля твоя, — склонил голову вельможа. — Жрец из храма Птаха по имени Небутеф сбрасывал камни на головы рабочих, отравлял воду для питья...

Побелел, собрался в комок Небутеф под тяжелым взглядом царя. Гневом налились глаза Хену, смотревшего на Хеси. Качнулся старый Инхеб.

— Может быть. Небутеф скажет, будто я учил его этому? — насмешливо спросил Хеси.

— Да... да... — трясущимися губами пробормотал жрец, не ведая, что уже попался на удочку предателя: ведь теперь всем ясно, что преступление совершено им. Не важно, по чьему наущению, — это уже вопрос второй. — Да, да, — повторил Небутеф. — Ты меня научил!

— Смотри, Хем-ек, — почтительно обратился к царю Хеси. — Если я его подговорил, то почему он не доложил тебе?..

— Пусть наказание преступнику придумает наш любимец Кар, — повелел царь.

И тут Мериптах увидел друга. Фокусник спокоен, даже весел. Он успел выразительно посмотреть на Мериптаха, и скульптору подумалось, что Кар участвует сейчас в спектакле, заранее подготовленном и обговоренном в деталях...

Вот Кар садится в центре площадки для представлений — с живым гусем — и поднимает правую руку. Акка вкладывает в нее острый нож и удаляется.

Мериптах возмущен: теперь, узнав, кто приостановил строительство Та-Мери, он желал смерти жреца, а фокус Кара, знакомый ему, мог только попугать виновного. Обычно Кар «отсекал» гусю голову, а несколько секунд спустя «приращивал» ее, и гусь важно уходил. Фокус старый, известный всей стране Кемт, придуманный дедом Кара — великим Джеди еще во времена Хуфу.