Том 2. Гай Мэннеринг

Я только что встала после болезни, милая Матильда, и теперь могу рассказать тебе, какие у нас произошли за эти дни ужасные события! Увы! Как надо остерегаться шутить с будущим! Прошлый раз я дописывала тебе письмо в самом веселом настроении и еще посмеялась над твоим вкусом к романтике и ко всему необыкновенному. Могла ли я тогда думать, что все это приключится именно со мной, и всего через несколько дней. Читать о разных ужасах или увидать их воочию - не то же ли это самое, что висеть над пропастью, вцепившись в какой-нибудь жалкий кустик, или восхищаться той же пропастью на пейзаже Сальватора Розы? Но не буду забегать вперед.

Первая часть рассказа страшна сама по себе, хоть непосредственно и не затрагивает моих собственных чувств. Ты, вероятно, знаешь, что наши края часто посещаются контрабандистами с острова Мэн, который находится неподалеку отсюда. Их немало, и все это люди без страха и совести; стоит кому-нибудь начать им противодействовать, как они становятся грозой всей округи. Местные власти из боязни или из других, еще менее благородных побуждений не хотят с ними связываться, а безнаказанность делает этих людей еще более дерзкими и отчаянными. Казалось бы, что отец мой, человек здесь совсем новый и не занимающий никакой официальной должности, не имеет ко всему этому ни малейшего отношения. Но, как и сам он утверждает, он действительно родился в тот момент, когда Марс достиг своего апогея в небе, и в самые тихие и мирные периоды своей жизни он неожиданным образом становится участником и битв и кровопролитий.

Во вторник, около одиннадцати часов утра, когда отец собрался пойти вместе с Хейзлвудом к небольшому озеру, милях в трех отсюда, поохотиться на диких уток и в то время, как мы с Люси обсуждали, чем мы будем без них заниматься, мы вдруг услышали топот лошадей, очень быстро приближавшихся к дому. Земля затвердела от сильного мороза, и стук копыт был от этого еще громче и отчетливее. Через несколько мгновений перед домом появились двое или трое вооруженных всадников, причем каждый вел за собой в поводу по навьюченной лошади. Подъехали они не по дороге, которая ведет к дому, а, минуя ее, напрямик по газону. Вид у них был в высшей степени измученный и растерянный, они часто оглядывались, как будто ждали погони. Отец и Хейзлвуд поспешили к парадной двери узнать, кто они такие и что случилось. Прибывшие заявили, что они таможенные чиновники и захватили этих лошадей с контрабандой где-то в трех милях отсюда. Но контрабандисты получили подкрепление и теперь гнались за ними с явным намерением отобрать назад свое добро, а их самих убить. Они сказали, что, так как им пришлось вести за собою навьюченных лошадей и преследователи легко могли их нагнать, они решили искать убежища в Вудберне, полагая, что отец мой, как верноподданный короля, не откажется защитить людей, которые находятся сейчас под угрозой смерти за то, что честно выполнили свой служебный долг.

Отец мой, для которого воинская дисциплина всегда священна и который встал бы, вероятно, на защиту любой собаки, если бы только она явилась к нему от имени короля, немедленно отдал приказ спрятать товары, вооружить всех слуг и защищать дом в случае нападения. Хейзлвуд усердно ему помогал, и даже это чудище Сэм-сон вышел из своего логова и схватил охотничье ружье. Отец хотел было взять это ружье сам, но потом раздумал и выбрал вместо него другое карабин, с которым он на Востоке охотился на тигров, а это отставил в сторону. Так вот, не успело ружье попасть в нескладные руки злополучного Сэмсона, как оно вдруг разрядилось и пуля чуть было не убила одного из таможенных. Пораженный этим неожиданным и непроизвольным выстрелом, До-мини (таково его прозвище) только воскликнул: "У-ди-ви-тель-но!" - обычный способ, которым он выражает свое изумление. Но никакая сила не могла его заставить расстаться со своим разряженным ружьем, и поэтому отбирать его не стали и приняли только меры, чтобы к нему в руки не попали патроны. Я лично ничего этого не видела и не слышала, если не считать общего переполоха, вызванного выстрелом, но когда Хейзлвуд мне потом об этом рассказывал, он очень потешался над неуклюжим и не в меру ретивым Домини.

Когда отец привел все в готовность для защиты и у всех окон были расставлены вооруженные слуги, он хотел укрыть нас куда-нибудь от опасности, кажется в погреб, но мы ни за что на это не соглашались. Хоть я и была в эту минуту напугана до смерти, во мне вдруг пробудилась отцовская отвага: мне легче видеть перед собой грозящую беду, чем слышать о ней на расстоянии и не знать в точности, что происходит на самом деле. Люси, бледная как мрамор, глядела на Хейзлвуда и, казалось, даже не слышала, как он умолял ее уйти в дальние комнаты. Но, по правде говоря, пока дверь была цела, нам ничего особенного не грозило; окна были наглухо заложены подушками и, к большому огорчению Домини, фолиантами, поспешно принесенными из библиотеки; оставлены были только щели, через которые из дома можно было стрелять по нападающим.