Том 2. Гай Мэннеринг

Отец мой закончил все распоряжения, и мы сидели затаив дыхание в затемненной комнате, а мужчины молча стояли на своих постах, с беспокойством ожидая приближающейся опасности. Полковник, который всегда чувствует себя при подобных обстоятельствах как нельзя лучше, расхаживал из угла в угол и повторял свой приказ ни в коем случае не открывать огонь, пока не будет дана команда. Хейзлвуд, который, казалось, черпал из его взоров мужество, был у него на положении адъютанта: он с удивительной быстротой передавал его приказания то одним, то другим а потом проверял исполнение. Наши силы, включая сюда и таможенных, насчитывали до двенадцати человек.

Наконец это мучительное ожидание нарушилось звуком, который издали казался шумом водяного потока, но постепенно превращался в тяжелый топот быстро приближавшихся коней. Я проделала себе щелочку, сквозь которую могла видеть врага. Шум усилился и стал слышен все ближе, и наконец человек тридцать, а может быть, и больше, стремительно мчавшихся всадников очутилось перед самым домом. Ты не можешь себе представить, что это был за ужас. Невзирая на холодное время, все почти были только в одних рубахах и штанах, головы они повязали шелковыми платками; все они были хорошо вооружены карабинами, пистолетами и тесаками. Я дочь солдата и с самого детства привыкла к войне, но я никогда в жизни не испытывала такого страха, как тут, увидав этих негодяев на взмыленных бешеной скачкой лошадях, услыхав их злобные крики и угрозы, когда они поняли, что добыча от них ускользнула. Однако, заметив, какую им приготовили встречу, они остановились и с минуту, по-видимому, совещались между собой. Наконец один из них, с лицом, вымазанным порохом, чтобы его не узнали, выехал вперед, размахивая белым платком, нацепленным на конец карабина, и заявил, что хочет говорить с полковником Мэннерингом. К моему безграничному ужасу, отец распахнул окно, около которого стоял, и спросил незнакомца, чего он хочет.

- Мы хотим, чтобы нам отдали наше добро, которое у нас забрали эти собаки, - сказал он, - и наш главный велел сказать, что, если нам его отдадут, мы уберемся отсюда и не станем рассчитываться с этими подлецами; если же нет, то дом мы сейчас спалим, а вы все будете плавать в крови.

Угрозу эту он повторил несколько раз, сопровождая ее все новыми проклятиями и самыми ужасными оскорблениями, на которые только способна жестокость.

- А где ваш главный?

- Там вон, на серой лошади, красным платком повязан, - ответил бандит.

- Так будьте любезны сказать этому молодцу, что если он со всей шайкой сейчас же отсюда не уберется, я без предупреждения открою огонь. - С этими словами отец захлопнул окно, и на этом переговоры окончились.

Не успел посланец вернуться к своим, как те с громким криком "ура", или, скорее, с диким ревом, дали залп по нашему гарнизону. Стекла посыпались во все стороны, но благодаря принятым предосторожностям люди, находившиеся в доме, остались целы и невредимы. За этим залпом последовало еще два, а с нашей стороны ответа но было. Тогда отец, увидев, что они вооружились ломами и топорами и собираются, по-видимому, взламывать дверь, приказал: "Не стрелять никому, кроме меня и Хейзлвуда; Хейзлвуд, стреляйте в парламентера!" Сам же он прицелился в сидевшего на серой лошади атамана, который тут же упал, сраженный его пулей; столь же удачным оказался и выстрел Хейзлвуда: он уложил парламентера, который уже спешился и шел вперед с топором в руке. Участь этих двух внесла замешательство в ряды разбойников, и они стали поворачивать лошадей; несколько выстрелов" заставили их ускакать прочь, захватив с собой убитых и раненых. Много ли их было, нам разглядеть не удалось. Вскоре после того, как они скрылись, к моей безграничной радости, к нам прибыл отряд солдат. Они стояли в ближайшей деревне и, как только услышали звуки выстрелов, немедленно двинулись сюда. Солдаты отправились сопровождать таможенных чиновников вместе с отобранной ими контрабандой в один из ближайших портов, где они могли чувствовать себя в безопасности, а несколько человек, по моей настоятельной просьбе, остались на два дня у нас в доме на случай, если бы разбойники решили вдруг отомстить.