По словам С. Н. Кривенко, хотя «Краткая история России» представляла «простое сжатое изложение событий», Салтыков стремился не упустить в нем ничего существенного и отметить самый дух событий и значение их для народа[268]
. Скупо приведенные Арсеньевым цитаты недостаточны для характеристики сочинения. Отметим лишь оценку, которая давалась в очерке Ивану Грозному и его реформам. Салтыков говорит о «гении» Грозного. Он ставит ему в величайшую заслугу «понимание государственных интересов» и непреклонную борьбу с децентрализаторскими устремлениями феодальною боярства. Особенно подчеркивалось значение этой борьбы с реакционным боярством на почве местного управления; сочувственно упоминалось об учреждении судных старост и целовальников, призванных к тому, «чтобы лишать областных правителей возможности грабить народ». Салтыков рассматривал учреждение самой опричнины как явление политически целесообразное, так как она «имела целью осуществление давней мысли Иоанна: создать служебное дворянство и заменить им родовое вельможество». Неудачу опричнины Салтыков приписывал «недостаточной развитости» России для реформ, задуманных царем: «люди, которых Иоанн удостаивал своею доверенностью, отнюдь не оправдывали ее, а, напротив того, употребляли ее во зло, возмущая душу царя разными наветами и клеветами».В оценке Ивана Грозного и его реформ Салтыков следовал в значительной мере мнению К. Д. Кавелина, выраженному в статье «Взгляд на юридический быт древней России», напечатанной в № 1 «Современника» за 1847 г.
Введение
(Стр. 7)
Вводный очерк дает общую характеристику города Крутогорска, то есть места и обстановки предстоящего развития литературного действия. Эта экспозиция свидетельствует, что произведение если и не с самого начала, то, во всяком случае, на ранней стадии работы было задумано широко, в крупной форме. Название города — первоначально не Крутогорск, а Крутые горы[269]
— было, по-видимому, подсказано воспоминаниями Салтыкова о хорошо известном ему прикамском селе Тихие горы. В архитектурном пейзаже Крутогорска писатель воссоздал облик Вятки, расположенной на крутом берегу реки. Лирические образы дороги и русской природы (перекликающиеся с заключительной главой «Очерков», что придает законченность всему произведению) возникли под неостывшими еще впечатлениями от тех тысяч верст, которые Салтыков, в годы своей подневольной службы, проехал на лошадях по просторам семи русских губерний — Вятской, Пермской, Казанской, Нижегородской, Владимирской, Ярославской и Тверской. В литературном отношении образ дороги навеян Гоголем.В «Русском вестнике» (1856) и двух первых отдельных изданиях (1857) «Введение» заканчивалось призывом содействовать правительству Александра II в его «борьбе с общественным злом». Разочаровавшись скоро в официальных «хранителях судеб» России, Салтыков, при подготовке третьего издания «Губернских очерков» (1864), выбросил этот призыв (текст его см. на стр. 500).
Прошлые времена
В первый раздел вошли «очерки», наиболее близкие «обличительному жанру» (см. об этом выше, cтр. 507). Название разделу дано по содержанию входящих в него «первого» и «второго» рассказов «подьячего». Рассказы о плутнях и темных делах «витязей уездного правосудия» — лекаря Ивана Петровича, городничего Фейера и исправника Живоглота — даны в форме воспоминаний о «прежнем времени» и самому рассказчику присвоено архаическое для середины XIX в. наименование «подьячего» — мелкого канцелярского чиновника, тогда как в действительности речь идет о становом приставе. И та и другая замены были сделаны Салтыковым вследствие оглядки на цензуру. Но читатели «Очерков» относили и эти рассказы не к «прошлому», а к «настоящему» времени.