Том 2. Кащеева цепь. Мирская чаша

Повесть «Мирская чаша» была начата Пришвиным 15 апреля и закончена 29 июня 1922 года. В том же году в газете «Московский понедельник» (№ 14, 14 сентября) была напечатана глава из повести «Чан», а в газете «Новости» (№ 1, 9 октября) главы «Музей усадебного быта» и (в сокращении и без заглавия) «Раб обезьяний».

Имеющая подзаголовок «19-й год XX в.» автобиографическая повесть Пришвина отразила настроение писателя, его размышления над судьбой родины в первые годы советской власти. На страницах «Мирской чаши» сохранено много примет того неповторимого времени, переданных через восприятие их автобиографическим героем повести интеллигентом-демократом Алпатовым.

В первое время, поселившись в глухой провинции, в деревне, отрезанной снежными заносами от ближайшего города, Пришвин заносит в дневник, с которым никогда не расставался, свои наблюдения над жизнью крестьян, по существу еще далеких от понимания смысла победы Великой Октябрьской социалистической революции, но приветствовавших ниспровержение старой, угнетавшей их власти. Оказавшись в самой гуще народной жизни, герой «Мирской чаши» Алпатов стремится связать свои гуманистические убеждения с реальным «делом» строительства новой жизни. Однако окрашенный в евангельские, христианские тона гуманизм самого Алпатова явно усложняет и драматизирует совершающийся в нем самом процесс перехода на позиции гуманизма социалистической революции. Нужно отметить, что переезд Пришвина в 1917 году из Петербурга в глухую провинцию объяснялся не только конкретными обстоятельствами жизни писателя. Главным было стремление Пришвина в переломную историческую эпоху связать свою жизнь и судьбу с жизнью народа, проникнуться «народным сознанием» и в нем найти для себя опору. Причем носителем этого подлинного «народного сознания» для Пришвина был не пролетариат, а многомиллионное русское крестьянство. 26 мая 1920 года Пришвин записывает в дневник: «Нам, писателям, нужно опять к народу, надо опять подслушивать его стоны, собирать кровь и слезы, и новые души, возвращенные его страданием, нужно поднять все прошлое в новом свете» («Контекст 1974. Литературно-теоретические исследования». М., «Наука», 1975, с. 323). Повесть «Мирская чаша» и должна была стать ответом Пришвина-художника на поставленную им же самим творческую задачу.