Читаем Том 2. Лорд Тилбери и другие полностью

— Кому же еще, сэр! Мистер Роналд полагал, что так — эффективней, я больше вешу. Надеюсь, — несмело прибавил он, — это между нами?

— Конечно.

— Спасибо вам большое. Только бы милорд не узнал! Я видел, как уезжали мисс Сью и мистер Роналд.

— Да? Я вас не заметил.

— Я стоял в отдалении.

— Подошли бы, попрощались.

— Я попрощался, сэр. Они ко мне заглянули.

— Правильно. Что бы они без вас делали? Они вас хотя бы поцеловали?

Дворецкий смущенно почесал левой ногой правую.

— Мисс Сью, сэр, не мистер Роналд.

— Вот как? «Дженни быстро подбежала и меня поцеловала». Сегодня я просто исхожу стихами, Бидж. От луны, не иначе.

— Вероятно, сэр. Боюсь, как бы мистер Роналд и мисс Сью не устали. Им долго ехать.

— Но приятно.

— Могу ли я спросить, сэр, каковы их финансовые обстоятельства? Когда они заходили, вопрос еще не был решен.

— Все в порядке. А как свинья?

— Тоже в порядке, сэр.

— Значит, порядок царит повсюду. Так обычно и кончается, Бидж.

— О, как вы правы, сэр!

Они помолчали: потом дворецкий осведомился, понизив голос:

— Как приняла это миледи, сэр?

— Какая именно?

— Я имел в виду леди Джулию, сэр.

— А, Джулию! Знаете, Бидж, в ней есть величие. Угадайте с трех раз, что она сделала.

— Не могу, сэр.

— Сказала: «Ну-ну!» и закурила.

— Вот как, сэр?

— Вы ее не знали в детстве?

— Нет, сэр. Когда я сюда поступил, ей было двадцать с небольшим.

— Она укусила гувернантку.

— Неужели, сэр?

— В руку и в ногу. Причем заметьте, с этим самым ангельским видом. Редкая женщина, Бидж.

— Я всегда глубоко почитал леди Джулию, сэр.

— И знаете, этот Ронни что-то унаследовал. Казалось бы, охламон охламоном, да еще и с ветрянкой, а вот поди ж ты! Сегодня у меня открылись глаза. Я понял, что нашла в нем Сью. Что-то такое есть, да, есть… Видимо, она будет счастлива.

— Я в этом уверен, сэр.

— И слава Богу, а то бы я его удушил. Вы видели Долли Хендерсон?

— Неоднократно, сэр. Когда я служил в Лондоне, я часто ходил в театр.

— Правда, Сью на нее похожа?

— В высшей степени, сэр.

Галахад посмотрел на парк, залитый лунным светом. Где-то журчал ручей, бежавший в озеро сквозь камни и папоротники.

— Что ж, Бидж, доброй вам ночи.

— И вам, мистер Галахад.

Императрица заворочалась во сне и приоткрыла глаз. Ей показалось, что где-то рядом зашуршал капустный лист, а эти листья она могла есть в любое время суток. И впрямь, ночной ветерок нес что-то по соломе.

То был действительно лист, но не капусты, а бумаги. Императрица съела и его, ибо, как истинный философ, принимала то, что дает судьба. Капуста, знала она, придет, когда ей положено.

Потом она закрыла глаз и легко вздохнула. Ее величавые формы освещала серебряная медаль луны.

Замороженные деньги

Перевод с английского Н. Трауберг

Глава 1

1

Сержант, сидевший за своим столом в небольшой парижской полиции, был так спокоен, вял и неповоротлив, словно его изготовили из нутряного сала. Роджет[43] в своем толковом словаре нашел бы для него выражения «вялый, бесстрастный, тупой», которые нимало не подошли бы стоящему перед ним молодому человеку, напоминавшему скорее кота на раскаленной плите. Лингвист применил бы к Джерри Шусмиту слово «прыгучий», а сторонний наблюдатель решил бы, что его подвергают пытке, которая заменила во Франции так называемую «третью степень».[44]

Однако волновался он по более прозаической причине. Завершая отдых в Париже, он потерял бумажник, где лежали ключи от временной его квартиры. Беспокоила же его мысль о том, где он будет ночевать, если бумажник не нашли.

Пока это было неясно. Сержант, ставивший печати в том ритме, в каком играют на ударных инструментах, от дела не оторвался. Неудобно мешать серьезным людям, но Джерри чувствовал, что придется.

— Pardon, monsieur, — сказал он.

Сержант оторвался от бумаг. Если его удивило, что он не один, он этого не выказал. Как мы заметили, его лицо не выражало эмоций.

— Да?

— Я насчет бумажника. Потерял, знаете…

— Вон та дверь. К секретарю.

— Я там был, меня послали сюда.

— Правильно. Сперва — он, потом — я.

— Если я опять к нему пойду, он опять пошлет к вам?

— Конечно.

— И вы все равно…

— Вон та дверь.

— А он пошлет?

— Конечно.

— А вы пошлете к нему?

— Когда речь идет о пропаже личных вещей, так положено.

Джерри задрожал, падая при этом духом, ибо он понял, что перед ним — несравненная французская бюрократия. Там, где Лондон и Нью-Йорк скользят по поверхности, галлы идут в глубину. Известно, что французский чиновник может в рекордный срок довести до седых волос, которые клиент немедленно начнет вырывать.

— О, Господи! — вскричал Джерри. — Карусель какая-то!

Сержант заверил его, что никогда не катался на карусели.

— Зря, — сказал Джерри, — попробуйте. Будете чемпионом, хотя секретарь — серьезный соперник. Хорошо, я пойду к нему — а потом куда? К Брижит Бардо?

Секретарь терпеливо объяснил, что мадемуазель Бардо не связана с полицейской службой. Джерри его поблагодарил.

— Пока я с вами, — прибавил он, — сообщу, что потерял бумажник. В нем деньги и ключи. К счастью, паспорт и билет — при мне, а то бы не смог вернуться в Лондон.

— Вы англичанин?

— Да.

Перейти на страницу:

Все книги серии П. Г. Вудхауз. Собрание сочинений (Остожье)

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное