Читаем Том 2. Лорд Тилбери и другие полностью

Именно по этой причине, отойдя от двери Синей комнаты, она не отправилась в комнату баронета, а поспешила к скромным апартаментам, отведенным Табби Ванрингэму.

Конечно, она бы предпочла зайти к кому-то еще. Хотя она и полагала, что Табби за обеденным столом и вряд ли прервет ее поиски, ей не хотелось иметь с ним никаких отношений, даже таких окольных, как кража одежды. Но выбора не оставалось. Булпит особо оговорил: сложением он напоминает сэра Бакстона. Табби же был единственным жильцом примерно таких же габаритов. Полковник Тэннер — долговязый и жилистый, как и Bo-Боннер, и Проффит. Даже мистер Биллинг, и тот похож на них. Только набег на Табби мог принести одеяние нужного размера.

Пруденс прокралась в его спальню, зажгла свет и подошла к шкафу. Сердце у нее частило, когда она снимала брюки, словно спелый плод с дерева, но с тем, как оно припустилось вскачь секунду спустя, это нельзя и сравнить. Она обернулась на внезапное восклицание и увидела в дверях их владельца.

Одет Табби был более чем легко — полотенце да узенький британский флаг. Но он и настолько бы не приблизился к стандарту элегантности, не обладай он волей, превосходящей волю Пика: когда дошло до дележки немногочисленных тряпок, оставшихся на «Миньонетте» после визита леди Эббот, он победил. Адриану пришлось довольствоваться куском мешковины.

Долгую минуту Пруденс таращилась на него, ужас боролся со скромностью. Затем, тоненько вскрикнув, как изысканный зверь, попавший в ловушку, она попятилась к стенке.

24

Распространяться детально о чувствах Табби и Адриана, когда, вернувшись после плавания, они обнаружили, что произошло на «Миньонетте», летописцу ни к чему — он уже рассказывал, как реагирует человек на подобные открытия. Достаточно заметить, что расстроились оба не на шутку. Чувство утраты у них было даже острее, чем у Булпита, — у того имелась хотя бы удобная кровать, где он мог скрыться, вынашивая планы. Только после того как поиски в салоне принесли неоткупоренную бутылку, Табби сумел, наконец, взвесить ситуацию с хладнокровием и рассудительностью.

Виски было паршивенькое, так как Дж. Б. Аттуотер, снабдивший им Булпита, специализировался на пиве в розлив, остальной погреб его мало заботил, но все-таки оно стимулировало мыслительные процессы. Очень скоро Табби вспомнил, что в его спальне имеется большой и разнообразный гардероб, и понял, что надо терпеливо выждать психологически подходящего момента, а там — отважиться на пешую прогулку через деревню. Идти придется босяком, но иначе не добраться до сокровищ.

Момент наступит, решил он, между восемью и девятью часами, когда обитатели Холла соберутся за обеденным столом, никто не будет слоняться на лестницах и не заметит двух молодых людей, одного — в мешковине, другого — в полотенце и флаге. С этой минуты сквозь тучи проглянуло солнышко.

Адриану не досталось справедливой доли из бутылки, и его коробило при мысли, что придется идти в Уолсингфорд Холл, хоть в таком костюме. Поэтому солнце для него воссияло тусклее. Лишь страх застрять здесь на неопределенный срок, спасаясь от холода мешковиной, придал ему смелости. Он все-таки отправился с Табби и теперь скрывался в стенном шкафу при кабинете сэра Бакстона, ожидая минуты, когда вернется лидер, нагруженный одеждой. В чернильных потемках, устроившись на подшивке «Иллюстрированной Газеты Деревенского Джентльмена», он уповал на лучшее.

После короткого восклицания Табби и резкого вскрика Пруденс пала тишина. Табби тревожило, крепко ли держится флаг, он нервно хватался за него, поэтому беседу пришлось начать его бывшей невесте. В борьбе между паникой и оскорбленной скромностью победила скромность. Опустив брюки, которые она щитом выставляла перед собой, прекрасная секретарша обрела хладнокровие.

— Как вы смеете, — вскричала она, — являться сюда в таком виде?

В ситуации, требовавшей тактичных, примирительных слов, она едва ли могла выбрать вопрос менее удачный. Несправедливость его резанула Табби ножом. Глаза у него выкатились, лицо густо покраснело, он вскинул руки к небесам, но тут же опомнился, вцепившись в свой флаг.

— Нет, чтоб я треснул! Как я смею? Это мне нравится! Да тут моя комната! Как ты смеешь являться сюда, вот что я хотел бы узнать? Что ты делаешь в моей спальне?

— Не ваше де-эло!

Реплика эта ранила Табби не меньше предыдущей. Рук он не воздел, наученный горьким опытом, но они невольно дернулись, зато глаза, ничем не занятые, выкатились свободно.

— Вот как? После всего, что случилось, я прихожу к себе и кого нахожу? Тебя! Шатаешься по моей спальне, как по собственной, а когда я вежливо спрашиваю, что ты тут делаешь, весь твой ответ… Что это ты держишь? — перебил он себя, настороженно оглядывая брюки. — Штаны! Зачем ты взяла мои штаны?

Даже в столь критический момент Пруденс не могла пропустить это мимо ушей.

— Брю-у-ки!

— Штаны!

— Тише! Не поднимай шума!

— Ого! Еще как подниму! Скандал устрою! Подумаешь, тайны какие! Что ты делаешь с моими штанами?

Пруденс стало не по себе. Носик ее задергался, как у кролика.

— Я… мне… они нужны…

Перейти на страницу:

Все книги серии П. Г. Вудхауз. Собрание сочинений (Остожье)

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное