Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

Она говорила непрерывно, все еще судорожно, с видимым усилием, стараясь успокоиться, овладеть своими нервами, рассеять мое сомнение и казаться доверчивой и счастливой. В дрожании улыбки, в ее еще влажных, немного покрасневших глазах была грустная кротость, тронувшая меня. В ее голосе, в ее позе, во всей ее фигуре была та кротость, которая трогала меня, которая томила меня немного чувственным томлением. Но невозможно передать то тонкое очарование, которое производило это существо на мои чувства, на мой ум в этом неопределенном, смутном состоянии моей совести. Казалось, она молча говорила мне: «Я не могла бы быть еще более кроткой. Возьми же меня, раз ты меня любишь; возьми меня в свои объятья, но осторожно, не причиняя мне боли, не сжимая меня чересчур сильно. О, я жажду твоих ласк! Но я думаю, что ты причинишь мне смерть!» Это представление помогает мне до известной степени передать впечатление, которое она производила на меня своей улыбкой. Я смотрел на ее рот, когда она сказала мне: «Почему ты смотришь на меня так?» Когда она сказала: «Разве мы не счастливы?» — я испытал слепую потребность сладострастного ощущения, которое успокоило бы болезненное впечатление от предшествовавшего волнения. Когда она встала, я быстро схватил ее руками и — и прижал мои губы к ее губам.

То был поцелуй любовника, долгий и глубокий, взволновавший всю сущность наших двух жизней. Она снова опустилась на скамейку, утомленная.

— Ах, нет, нет, Туллио! Прошу тебя! Довольно, довольно! Дай мне сперва собраться с силами, — умоляла она, протянув руки, точно желала отстранить меня… — А то я не могу встать… Смотри, я совсем мертвая.

Но со мной произошло удивительное явление. В моем мозгу, точно от сильной волны, смывающей всякое препятствие и оставляющей гладким песок, исчезло все. Произошло какое-то мгновенное уничтожение; и образовалось вдруг новое состояние под непосредственным влиянием обстоятельств, под давлением вспыхнувшей крови. Я сознавал лишь одно: женщина, которую я желал, была тут передо мной, трепещущая, ослабевшая от моего поцелуя, одним словом — всецело моя; вокруг нас был цветущий, уединенный сад, полный воспоминаний, полный тайн; скромный домик ждал нас там…

— Ты думаешь, что я не смогу тебя отнести? — сказал я, беря ее руки и скрещивая ее пальцы со своими. — Когда-то ты была легкая, как перышко. Теперь ты должна быть еще легче… Попробуем?

Что-то темное мелькнуло в ее глазах. Одно мгновение, казалось, она погрузилась в какую-то мысль, точно быстро обсуждала и решала что-то. Потом она встряхнула головой; опрокинувшись назад и цепляясь за меня своими вытянутыми руками и смеясь (во время смеха я увидал кусочек ее бескровных десен), она сказала:

— Хорошо, подыми меня!

Встав, она бросилась ко мне на грудь; и на этот раз она первая поцеловала меня с каким-то конвульсивным рвением, точно во власти какого-то неожиданного безумия, точно хотела сразу утолить мучительную жажду.

— Ах, я умерла! — повторила она, оторвав свои уста от моих.

И этот влажный рот, немного вспухший, полураскрытый, красный, томный на этом бледном, нежном лице, производил впечатление, что он один остался живым на этом образе мертвой. Как бы в полусне она прошептала, подняв закрытые глаза (длинные ресницы дрожали, точно из-под век струилась тонкая улыбка).

— Ты счастлив?

Я прижал ее к своему сердцу.

— Так идем. Отнеси меня, куда хочешь. Поддержи меня, Туллио; я чувствую, что колени мои подкашиваются…

— В наш дом, Джулианна?

— Куда хочешь.

Я сильно держал ее одной рукой за талию и увлекал ее. Она была точно во сне. Сначала мы хранили молчание; и каждую минуту мы одновременно поворачивались, чтобы взглянуть друг на друга. Она действительно казалась мне совсем новой.Какая-нибудь ничтожная подробность останавливала мое внимание, занимала меня; маленькое, едва заметное пятнышко на коже, маленькая ямка на нижней губе, линия ресниц, — жилка на виске, тень, окружавшая глаза, бесконечно нежное ухо. Темная родинка на шее была чуть-чуть скрыта краями кружев; но при каждом движении, которое Джулианна делала головой, она появлялась и потом опять исчезала; и это незначительное обстоятельство возбуждало мое нетерпение. Я был опьянен, и вместе с тем ум был удивительно ясный. Я слышал крики бесчисленных ласточек и шум воды в ближайшем бассейне. Я чувствовал, как проходит жизнь, как бежит время. И это солнце, и эти цветы, и этот аромат, и эти звуки, и вся эта откровенная радость весны в третий раз вызвали во мне ощущение непонятного страха!

— Моя ива! — воскликнула Джулианна, подходя к бассейну, перестав опираться на меня и идя быстрее. — Смотри, смотри, какая она большая! Помнишь? Она была веткой!..

И она прибавила после задумчивой паузы, с другим выражением и тихим голосом:

— Я уже видела ее… Ты, может быть, не знаешь: я ведь приезжала сюда в тот раз.