Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

Ах!.. Я знаю хорошо, знаю то, чего никто не хочет мне сказать. Она держит его как пленника в своей галере, скрывает его в своих подушках… О, может ли эта женщина найти себе добычу нежнее? Он полон юности, горячая кровь любви бродит в нем как в диком звере. Иногда он мне казался леопардом, гибким и сильным. Когда его пальцы ласково меня касались, я думала, что все мои вены распадаются подобно волосам…

Она отдается своему горячему томлению и склоняется как бы к виденью, созданному ее бредом.

Ах! Кто бы ни была женщина, которую ласкают твои руки, нежные как цветы, я навсегда та, кто первая владела тобой. Другие губы будут прикасаться к тебе после моих, после моих! Первой мне принадлежала твоя любовь, кто бы ни была вторая, кто бы ни была последняя. Первая — это я, и навсегда! Что из того, что она прекраснее меня? Первая — это я! И, может быть, ты найдешь другие губы ярче моих, объятья сильнее моих, другую кровь, более горячую, о, это ничего не значит! Ни одной женщине ты не будешь так принадлежать, как мне принадлежал, ни одна не слышала твой первый трепет. Ты был еще совсем ребенок, робкий и застенчивый. Когда я смотрела на тебя, бледность и краска сменялись на твоем лице как смерть и жизнь. Ты боялся моих желаний; ты приходил ко мне нетвердым шагом. Раз ночью я нашла тебя лежащим поперек моей двери. И тогда… Всей моей кровью как я жаждала тебя! В грезах я пила твою жизнь как вино. Я раскрывала в моих грезах твое сердце, и капли крови в нем казались мне зернами гранаты. Сладость твоей крови я чувствовала на моих губах, целуя тебя… Ты помнишь ли? Ты помнишь ли? На твоем лице я видела сладость твоей крови и еще нечто ужасное… Это ужасное ты чувствовал и во мне и в себе. Когда Дож дремал под тяжестью своих парчей и венца, ты смотрел на него жестким, стальным взглядом… Ты, ты, среди наших радостей призывал смерть! Я обращала мольбы к морю, чтобы оно нас скрыло, приняло в свои тайны, унесло бы на своих могучих водах. Когда из окна я видела, как красивый корабль отплывал в страну ароматов, я бросала ему мои пояса, еще теплые от прикосновения к телу… А ты ушел один, ты переплыл море, чтобы призвать смерть. И ты привел ко мне колдунью из Эсклавонии, ту, что умерщвляет издали…

Произнеся медленно последние слова, она задумывается, как бы видя пред собой роковое видение; в ее полузакрытых губах жестокое выражение.

Она знала свое дело, эта славянка! Из двух фунтов воску она сделала изображение. Она спросила у меня зуб того старика. Я дала ей, и она положила в воск… Ах, для тебя я это сделала, для тебя, для того, чтобы видеть твою голову на моей подушке!.. Воск имел запах Ада. Своими руками я отрезала кусок мантии Дожа, чтоб одеть ею изображенье. Когда я подносила изображенье к огню, воск, распускаясь, имел запах Ада… И с каждым днем старик худел, слабел, терял силы… Даже большой рубец от раны на его лбу побелел, стал незаметен… Во время церемоний он не имел силы нести на себе тяжесть бархатов. Он словно сгорел весь: его кровь ушла из его вен неведомо куда. Когда он умер, — то на своем троне он был похож на мощи в золотом ковчеге. Он сказал: Amen, — и взглянул на меня. В его иссохшем рту я увидела впадину в десне, где был тот зуб. Из глубоких глазниц черепа на меня смотрел его взгляд, из ужасной бездны… Ах, я все сделала ради тебя! С этим мертвецом и с этим грехом я сошла с трона к тебе, чтобы отдать тебе мои дни и мои ночи, чтобы соединиться с твоей жизнью, как душа с телом, чтобы быть в тебе, подобно дыханию в груди. Вот что сделала я для тебя… И ты меня любил, ты меня любил! О, ты насытился моей нежностью! Ты видел, как я прекрасна! Я была для тебя жемчуг и амбра, мои косы для тебя имели аромат восточных благовоний…

Молчание. Потом она касается рукой своих волос, щек, подбородка.

Или красота моего лица умерла для тебя, как умирает лепесток цветка в один день? А, на моей груди я еще чувствую твое горячее дыхание…

В волнении проводит рукой по своей шее, как бы ища на ней морщины.

Или ты нашел на моей шее следы годов?

Поднимает с ковра зеркало, смотрится в него. Ее лицо проникнуто тоской и бледностью. Она опускает зеркало и несколько минут остается неподвижная, окаменевшая в отчаянии.

Пентэлла(на верху спиральной лестницы). Я вижу двух всадников.

Градэнига(встрепенувшись). Парис, Альморо? Одни?

Пентэлла. Вместе с ними на муле женщина… Она связана…

Градэнига(в порыве радости). Это колдунья! Наконец! Наконец!