Том 2: Незримая коллекция. Легенды. Роковые мгновения. Звездные часы человечества

В январе они причаливают, после кратковременного отдыха у мыса Эванса, к границам вечного льда и сооружают дом для зимовки. Декабрь и январь считаются там летними месяцами, единственными, когда солнце несколько часов в день сияет на свинцово-белом небе; единственными, дающими кораблю возможность пробираться через льды. Стены выстроены из дерева, как и в прежних экспедициях, но внутри чувствуется современный прогресс. В то время как те сидели в полутьме, при лампах, наполненных ворванью, наскучившие друг другу, утомленные однообразием бессолнечных дней, люди двадцатого века владеют в своих четырех стенах всем миром, всей наукой в миниатюре. Мягко льется ацетиленовый свет, кинематограф воссоздает волшебные сцены их путешествия, проекционный прибор — тропические виды далеких стран, пианола — музыку, граммофон — человеческие голоса, библиотека — современную науку. В одной из комнат постукивает пишущая машинка, другая, темная, — для проявления кинематографических и цветных снимков. Геолог испытывает радиоактивность минералов, зоолог обнаруживает новых паразитов у пойманных пингвинов, метеорологические наблюдения сменяются физическими опытами; каждому участнику обеспечена работа на время темных месяцев, и благоразумный метод превратил единичные исследования в систему общего обучения. Ибо эти двадцать человек читают друг другу ежевечерне доклады-лекции университетского курса; каждый старается сообщить свои знания другому, и в оживленном обмене мыслями пополняется мировоззрение каждого. Узкоспециальные исследования отказываются здесь от своего высокомерия и пытаются стать, в общедоступных формах, понятными. Среди первобытного мира, затерянные в безграничном пространстве, двадцать человек передают друг другу последние достижения двадцатого столетия, и тут, в этих стенах, ощущаются не часы, а секунды мирового времени. Трогательно читать, как эти серьезные люди воспринимают радость зажженной елки, увлекаются чтением юмористической газеты «Южный полюс», издаваемой ими, как ничтожные события — всплывший кит, поскользнувшийся пони — становятся значительными, и, с другой стороны, могущественные явления природы — южное сияние, ужасающий мороз, бесконечное одиночество — приобретают характер повседневных и привычных.

Вместе с тем они отваживаются на небольшие продвижения. Они испытывают свои моторные сани, упражняются в ходьбе на лыжах, дрессируют собак. Они снаряжают склад для большого путешествия; но медленно, медленно обрывается календарь, листок за листком — до лета (до декабря), когда к ним вернется корабль с письмами из дома, до лета, когда они двинутся, наконец, вперед, к желанной цели.

Весел маленький университет во льдах, но вместе с тем серьезен и сосредоточен, ибо все понимают, что их работа должна выдержать серьезное испытание. Небольшими группами они зимой уже организуют экскурсии на несколько дней, „испытывая палатки, приобретая опыт. Не все удается; но возникающие затруднения лишь возбуждают энергию. Когда они возвращаются после экспедиций, утомленные и продрогшие, встречая радостный прием и теплый блеск плиты, эта уютная хижина на семьдесят седьмом градусе широты кажется им, после нескольких дней лишений, блаженнейшим местом в мире.

Но вот возвращается с запада одна из экспедиций, и принесенная ею весть водворяет тишину. В своих странствиях они наткнулись на зимнюю квартиру Амундсена, и Скотт сразу соображает, что, помимо мороза и опасности, возникает еще угроза того, что другой приобретет славу раскрытия тайны упорствующей земли. Он рассматривает карту, измеряет. И с ужасом отмечает, что зимняя квартира Амундсена на 110 километров ближе к полюсу, чем его. Он огорчен, но не унывает. «Вперед, к славе родины!» — пишет он гордо в своем дневнике.

Один-единственный раз упоминается имя Амундсена в его дневнике. И больше оно не встречается. Но чувствуешь: с того дня тень ужаса легла на одинокую хижину во льдах, и каждый час, во сне и наяву, заполнен этим ужасом.

ПОХОД К ПОЛЮСУ