Том 2. Одиночество

Антонову понравилась мысль Петра Ивановича о глубоком рейде на юг. Он сам лелеял ее с давних пор. По его рекомендации комитет союза предложил Сторожеву очистить от красных на возможно большем протяжении Юго-Восточную железную дорогу.

Села, расположенные вдоль линии, трепетали перед бронелетучкой, — под ее защитой коммунистические отряды контролировали длинный, узкий коридор, не давая возможности антоновцам присоединять села, расположенные невдалеке от железной дороги.

Сторожев в то время охранял территорию, занятую повстанцами, наводя ужас на всех, кто словом или делом мешал мятежу, с необычайной жестокостью карая и заливая потоками крови и огнем пожаров Тамбовщину.

Однако он не расставался с мечтой посчитаться с двориковскими коммунистами и комбедчиками, засевшими в Токаревке — на небольшой станции между Мордово и Борисоглебском. Коммунисты вывезли туда свои семьи и страшно бедствовали. Спасали их бронелетучка и бронепоезд. Под их охраной отряд, которым командовал большевик Жиркунов (заместителем его был Листрат), доставал продовольствие в соседних селах, возбуждая тем против себя мужиков необычайно. Расправиться с коммунистами, вырезать их семьи было заветной думкой Петра Ивановича. И вот он дорвался до своего.

Под его командование выделили полки Тюкова, Баранова, Матюхина и бригаду Панича, всего около четырех тысяч человек. К ним присоединилась вохровская «волчья стая» Петра Ивановича.

Прежде всего Сторожев решил избавиться от бронелетучки.

Январской ночью, когда пурга слепила путников, когда в поле все выло и стонало, когда волки, не менее голодные, чем люди, бесстрашно входили в села и истребляли, что попадалось на пути, когда луна то появлялась, то исчезала в мутных скопищах туч, когда собачий лай смешивался с воплями метели и не было видно ни зги вокруг, — на линии железной дороги показались люди.

Их было не меньше пятисот — подразделения полка Баранова и сторожевского отряда. С собой они привели сотню мужиков с лошадьми из окрестных деревень.

Рвали рельсы. Отвинчивать гайки было слишком сложно и долго. Под рельсы подводили канаты, впрягали в них десяток лошадей, и те, тужась, понукаемые возчиками, стаскивали с насыпи сажени три рельсов вместе со шпалами. Люди мерзли, лошади отказывались работать. Шли в ход нагайки: и лошадей и людей стегали беспощадно.

Петр Иванович торопился: агенты с соседней станции донесли ему, что бронелетучка выйдет тогда-то и направится туда-то. Точно в час, сообщенный агентурой, вдали показались два больших мутно светящихся глаза и послышался грохот колес.

Шла бронелетучка, шла на верную гибель.

Сторожев приказал мужикам уходить, а бойцам залечь за насыпью.

Бронелетучка надвигалась неотвратимо. Красноармейцы, словно что-то чувствуя, подбадривая себя, стреляли в свистящую метель, в темень и в поля, где бесились снежные смерчи. За каждым деревом, за каждым поворотом команде мерещились бандиты.

Вдруг грохот колес прекратился.

Сторожев, лежа под насыпью и лязгая зубами от холода, скверно выругался:

— Заметили, сволочи!

Однако, постояв, бронелетучка медленно двинулась вперед и ползла, отфыркиваясь, аршин за аршином. Потом постепенно начала набирать скорость.

— Давай, давай! — злобно прошипел Сторожев и тут же услышал грохот, скрежет металла и человеческие крики. Два бронированных вагона и платформа сошли с рельсов.

Из поезда выскакивали красноармейцы, их подхватывала и слепила вьюга, их осыпали пулями сидевшие в засаде антоновцы. Но вот грянули пулеметные очереди из тех вагонов, которые удержались на рельсах, их огонь вдоль насыпи и по флангам был устрашающим.

Оставив сотню человек невдалеке от насыпи и приказав им обстреливать красноармейцев и рабочих, восстанавливающих путь, Сторожев, собрав мужиков и свои подразделения, двинулся вспять.

Команда бронелетучки работала под редкими выстрелами оставшихся антоновцев. Лилась кровь, и лился пот, а командир бронелетучки, сея из пулемета смерть, думал об одном: «Хватит ли воды и нефти, чтобы пробиться обратно? Сколько их там, во тьме? Почему так редко стреляют? Какой подвох готовят еще?»

Красноармейцы и рабочие тем временем тащили на себе, надрываясь, рельсы, холод сковывал руки и ноги, превращал пот на лице в ледяную корку. Но они продолжали свое дело, потому что другого выбора не было: либо быть растерзанными бандитами, либо пробиться.