Роты еще не все построились, когда со стороны не видного из-за осиновой рощи на холме хуторка послышался залп, за ним другой. Посыпалась частая ружейная дробь, которую пронизал далекий, неумолкающий токот пулеметов. Сторожевое охранение встретило противника.
Конный взвод во главе с Бредюком карьером помчался из села по дороге к хутору. Сначала одна, потом другая пешие роты, сбиваясь со строя, побежали в ту же сторону и через некоторое время скрылись в роще. Остальные роты спустились в лощину за селом. Стрельба у хутора участилась, но никто уже не уходил с собрания, – здесь привыкли к таким делам, да и противник был малочислен.
Только когда проголосовали последнего кандидата, собрание начало расходиться.
Стрельба постепенно стала отдаляться, – должно быть, партизаны отогнали противника. Пока Алеше подседлали коня и объяснили дорогу на Скобеевку, роты, бывшие в лощине в резерве, уже возвращались с песнями в село, а мужики выезжали на поле.
Меняя в селах лошадей, неумело трясясь и отбив себе весь зад, Алеша сделал верхом всего около полутораста верст по лесам и перевалам и под вечер другого дня прибыл в деревню Хмельницкую, где и встретился с Леной.
Чуть-чуть светало, когда Хмельницкий председатель, в избе которого ночевал Алеша, разбудил его:
– Пришли за вами.
– Вставай, хозяин, – раздался из темноты с порога спокойный и внушительный голос мужика, с которым Алеша договорился накануне о подводе, – я уже и лошадь запрёг.
– А, это ты, Казанок! – сказал Алеша, сразу вспомнив фамилию мужика, и сел на кровати, протирая кулаками глаза.
Когда, позавтракав, они шли за Леной по куржавой от росы улице, навстречу им попалось странное шествие.
На двуколке военного образца, в которую запряжен был гладкий коричневой шерсти мул, ехало двое военных американцев в защитном, один – в форме лейтенанта, другой – рядового. К двуколке спереди был прикреплен белый флажок. Рядом с двуколкой шагал партизан в лаптях и заячьей шапке, держа берданку наперевес.
– Это кто такие?..
Алеша остановился. Казанок, отойдя в сторонку, хмуро смотрел на американцев.
Партизан, схватив мула под уздцы, задержал двуколку и повернул к Алеше возбужденно сияющее лицо.
– Понимаешь, приехали, – сказал он, удивляясь и радуясь, – говорят, штаб им нужон, на переговоры, дескать… Я еще сдалека услыхал, как они тарахтят. Когда, гляжу, выезжают с кустов. Я – «стой!..» Они повскакали, замахали руками и то на флачок указывают, то на пояса себе – оружия, мол, нету – и кричат, слыхать, по-русски, а не разберешь. Я гляжу, раз дело такое – в атаку на них!.. Допросил, – этот здорово по-русски говорит, – партизан указал на лейтенанта, который со сдержанным волнением и достоинством смотрел на Алешу твердыми карими глазами, – посланы, говорит, до вашего штабу на переговоры. Оружия, действительно, нету. Сейчас я их до председателя веду.
– Вы говорите по-русски? – спросил Алеша лейтенанта.
– О, да, – сдержанно ответил тот.
– А кто вас послал?
Лейтенант замялся.
– Я имею полномочия сказать об этом в штабе.
– Что ж, веди их к председателю, – сказал Алеша, с улыбкой взглянув на белокурого американского солдата, который, держась обеими руками за края двуколки, с мальчишеским страхом и любопытством оглядывался вокруг.
«Вот так штука! Американцы для переговоров с партизанами!..» – подумал Алеша.
Когда они вместе с Леной шли к избе, где поджидала их подвода, двуколка с белым флажком и двумя американцами снова попалась им навстречу. Парень в заячьей шапке сидел впереди, нахлестывая мула концами вожжей, – мул, вскинув голову, как верблюд, бежал рысью. За двуколкой верхом скакал сельский председатель, одетый по-дорожному, с японским карабином за плечами.
– Понимаешь, дело какое… – задержав лошадь возле Алеши, взволнованно начал председатель.
– Знаю, знаю, – отмахнулся Алеша, – сейчас и мы за вами.
– В ревкоме, стало, встретимся?
Председатель взмахнул плетью и догнал двуколку с прыгавшими в ней американцами.
Дорога вилась по холмам и перелескам вдоль речки Сицы, то приближаясь к ней, то удаляясь от нее. Сначала виден был в прибитой росой пыли след от двуколки американцев, потом начал разыгрываться жаркий по-летнему день, след двуколки пропал, и дорога стала пылить.
Лена сидела спиной к Алеше, свесив ноги, вобрав голову в плечи. Изредка косясь на нее, Алеша видел ее малиновую шапочку и большую темно-русую косу.