Том 2. Последний из удэге

В большой светлой комнате стрекотала машинка, – Алеша увидел курчавый затылок машинистки. Черноголовая женщина, подстриженная по-мужски, в черных штанах и сапогах, и парень писарского вида печатали что-то на гектографе.

– Могу я видеть Суркова?

Женщина в сапогах, отложив валик, искоса посмотрела на Алешу.

– Товарищ Сурков сейчас занят, – сурово сказала она, – у него представитель американского командования.

Алеша некоторое время незлобиво разглядывал ее. Женщина была бы красива, если бы не этот ее мужской наряд и прическа. Глаза у нее были большие, черные, недобрые; волосы, очень густые и жесткие, воинственно спускались на лицо возле ушей, как бакенбарды. У пояса был наган. Крупная темная родинка сидела на ее щеке.

– Что это вы печатаете?

– Газету! – сказала женщина, энергично шаркая валиком.

Алеша подошел к столу и склонился над свежей газеткой. Запах гектографской краски ударил ему в нос; что-то очень теплое, неповторимое, как юность, шевельнулось в душе этого закоренелого подпольщика.

– Н-да-с… «Партизанский вестник», – прочел он вслух и замигал, нежно прижав к груди сверток.

Среди статей и заметок в глаза ему бросилось знакомое стихотворение, подписанное: «X.Бледный». Алеша, обладавший исключительной памятью, заметил, что Бледный, читая свое стихотворение в Майхе, упустил одну строфу:

Вы – гордые витязи за коммунизм,
Орлы беспощадного красного флага,
Вы мощной рукой погребли капитализм,
В сердцах ваших грозно пылает отвага.

– Не погребли, не погребли еще, – сказал Алеша, тыча пальцем в газетку. – Понятно? – Он сердито взглянул на женщину с ее воинственными бакенбардами. – К Суркову сюда, что ли?

И, не дожидаясь ответа, растворил дверь в соседнюю комнату.

– Алешка! – тихо и удивленно сказал Петр, тяжело подымаясь из-за стола.

Спина американского лейтенанта в защитном, лицо хмельницкого председателя, еще какие-то лица в накуренной комнате мелькнули перед глазами Алеши, – он выронил сверток и кинулся к Суркову. Они обнялись и поцеловались, посмотрели друг на друга и снова поцеловались.

Американец, поднявшись со стула, учтиво смотрел на них.

– А я не думал, что это ты будешь, – тихо сказал Петр.

Алеша прямо перед собой видел его кирпичное лицо в крупных порах. В твердых светло-серых глазах Петра стояло выражение мальчишеского восхищения.

– Ну, тем лучше. Садись, обожди, – Петр подставил ему табурет. – У нас тут дела международные… Это наш товарищ, – сказал он лейтенанту, возвращаясь на свое место за столом. – И когда же майор Грехэм предполагает устроить это свидание? – спросил он, подымая на лейтенанта из-под бугров на лбу холодноватые пытливые глаза.

– Не позже, чем завтра, – сдержанно отвечал лейтенант. – Мы покидаем рудник послезавтра…

Алеша, подобрав сверток, уселся сбоку от стола и, встретившись глазами с хмельницким председателем, многозначительно подмигнул ему.

– Вы можете сказать, куда вы уходите? Или это военная тайна? – спрашивал Петр.

– Я не имею полномочий сказать об этом, – сдержанно отвечал лейтенант.

«А молодец!» – подумал Алеша, с удовольствием разглядывая сухую, подтянутую фигуру лейтенанта.

– Майор Грехэм должен знать, что мы не можем свободно появляться на руднике, – говорил Петр. – Где он считает удобным встретиться?

– Майор Грехэм желал бы, чтобы свидание осталось в тайне. Он предлагает встретиться завтра на горной тропинке, которая идет от рудника к вашей переправе. Майор Грехэм выйдет к вам с утра, под видом охоты.

Петр некоторое время изучающе смотрел на лейтенанта.

– Майор Грехэм гарантирует вам полную безопасность, – поспешно сказал лейтенант.

Губы Петра смешливо задрожали.

– Думаю, мы успеем еще предупредить наши посты на этой тропинке и также гарантировать безопасность майору Грехэму, – едва сдерживая улыбку, сказал он.

Лейтенант почтительно улыбнулся.

Кроме Суркова, лейтенанта и хмельницкого председателя в комнате присутствовало еще двое. Внимание Алеши привлек исполинского роста старик без шапки, сидевший на скамье, прислонившись спиной к косяку окна, расставив мощные колени. Длинная, без единого седого волоса, с медным отливом борода закрывала перекрещенные на его груди патронташи. Такие же, медного отлива, волосы столбом стояли на его голове, медные густые брови нависали над глазами. Глаза были звероватого, тигриного разреза, но синие и очень ясные по выражению. Старик был в кожаной лосиной куртке и в мохнатых унтах выше колен. Чтобы не спадали унты, от голенищ к поясу шли кожаные ремешки. Две английские гранаты, громадный «смит» и охотничий нож висели у пояса старика.

Во все время разговора Петра с американцем старик ни разу не пошевелился, не изменил выражения лица, – он смотрел прямо перед собой своими ясными синими глазами, и такое величавое спокойствие было разлито в его бесстрастном, изрезанном темными морщинами лице, в его мощном теле, что Алеша невольно залюбовался им.