Том 2. Последний из удэге

– Нет, я про охоту спрашиваю. Скоро у нас фазаньи выводки пойдут. Очень активно пойдут. Как нападешь это на него, – жмурясь, сказал Агеич, – самка – в подлет, а цыплята – врассыпную… Другой цыпленок бежит, бежит, видит – укрыться некуда, лапками сухой листочек хвать, – на спинку упадет и листочком накроется. И до чего ж каждая тварь к жизни себя приспособляет! – сказал он и укоризненно покачал головой.

Банька ютилась позади огорода. Согнувшись, Агеич первым переступил порожек, за ним шагнул Алеша. Уже по тому, каким жаром обдало их в предбаннике, Алеша понял, что баня будет министерская, и последние заботы жизни покинули его, освобождая место для забавы.

– Закрывай, закрывай! – сердито закричал он на Петра, который, согнувшись и подняв лицо с поблескивающими в улыбке глазами и зубами, остановился на порожке.

Агеич засветил ночник, стоявший на подоконнике застекленного глаза, выходящего в парильню, огромные тени заходили по потолку. Алеша увидел у стенки под скамьей ведра с холодной водой, – в одном ведре, прижатый камнем, стоял в воде березовый туес.

– Это с чем?

– С квасом, – шепотом сказал Агеич, дрожащими пальцами расстегивая рубаху, – с ледовым квасом. Я у них в больничном погребе лед краду… Сюда, сюда, тут у нас гвоздики набиты, – показал он, куда вешать одежду.

Петр, раздеваясь, мальчишескими, подобревшими и повеселевшими глазами оглядел маленькое, но хорошо сбитое смуглое тело Алеши, который уже похлопывал себя под мышками.

– Как у тебя с Соней-то дела?

– Ты это с какого же конца о Соне вспомнил? – изумленно воскликнул Алеша. – Вот дубина чертова! Да что ж с Соней, – с Соней дела ничего… А ты тут не завел?

– Где уж мне, я ведь не обходительный, – усмехнулся Петр.

– Не обходительный, это верно. А все-таки, ежели рассказать Агеичу кое-что про твою с конфетной фабрики…

– Агеич тебе не поверит, он же видит, что у тебя шеи нет, разве человеку без шеи можно верить? К тому ж, у тебя из ноздрей волосы растут, – смеялся Петр, сбрасывая с себя последнюю одежду и выпрямляясь.

– И здоров же ты, батюшка… – Алеша, покачивая ежастой головой, с завистью смотрел на его мощную грудную клетку, на разбитый на прямоугольники молочно-белый, в золотистом пуху, панцирь живота. – А действительно, здорово тебя папаша звезданул, – сказал он, указывая на ненормальный выступ бедра правой ноги.

– Было дело, – беззлобно ответил Петр.

В это время разоблачился и Агеич, и Алеша не мог удержаться от улыбки, когда обнаружилось, что у старичка с легкой головой одуванчика огромная, чуть не до колен, кила.

– Я думаю, Петя, вы пока тут попануете, а я чеплашечки две поддам?

И Агеич, придерживая килу, исчез в парильне.

Когда Петр и Алеша, захватив по ведру с холодной водой, вошли туда, их сразу точно стиснуло жаром и обдало пряноватым каким-то запахом. Агеич в сумрачном свете ночника обмывал полки. В шайках размачивались веники.

– Чувствуешь? – поднеся два пальца к своему раскрасневшемуся пуговичному носу, радостно закричал Агеич. – Мята!.. С мятой парок поддаем.

– Сейчас контроль наведем на ваши пары, – угрожающе сказал Алеша и двумя обезьяньими движениями взлетел на верхний полок. – Ну, разве это пар? – сказал он разочарованно. – Пар должен с полка сшибать, настоящий пар можно только на четвереньках одолеть… А ну-ка, я сам займусь, давай чеплашку!..

Он отворил парную отдушину и один за другим поддал пять ковшей, приседая и пряча уши от пара, со свистом вырывавшегося из отдушины.

– Что стоишь, чертова кила? Намыливай веники! – кричал Алеша.

Петр, не выдержав, прикрыл обеими руками уши, смеясь, сел на корточки.

– Нет, ты ложись: раз ты председатель ревкома и областного комитета не признаешь, по-перву тебя будем парить! – командовал Алеша и нижней стороной ковша шлепнул его по ягодице.

– Да вы запарите – два таких черта! – опасливо смеялся Петр, покорно взлезая на полок.

– Намылил? Давай сюда… – Алеша вырвал у Агеича веник.

Мягким, гибким движением кисти, по-особенному вывернув веник, Алеша провел им по закрасневшей могучей спине Петра, потом сильными взмахами стал нагнетать жаркий воздух к спине, однако не прикасаясь к ней, и время от времени вновь проводил вдоль спины веником. По спине пошла едва заметная дрожь.

– Эх, Петя, Петя! – приговаривал Алеша. – Счастье твое, что живешь ты в нашем русском государстве, да еще в революционное время. Родись ты лет полтыщи тому назад в какой-нибудь Италии или Испании, быть бы тебе по характеру твоему морским разбойником…

– Дай… еще дай… – глухо прорычал Петр, не подымая лица. – Дай!.. – выкрикнул он.

– Еще чеплашечку, Агеич! – скомандовал Алеша.

И вдруг, от всего плеча развернувшись веником, начал крестить Петра вдоль и поперек по спине и ниже, все более и более ожесточаясь.

– А ну, а ну, а ну… – повторял он.

– Дай ему, дай! – кричал Агеич.

– Еще!.. А-а… дай-дай!.. а-а… – рычал Петр. – Мало! – взревел он вдруг.

– Еще чеплашечку! – скомандовал Алеша. – И… в два веника!..

Агеич, поддав пару, схватил второй веник и тоже начал хлестать Петра, – они работали, как цепами на молотьбе.

– А-а… а-а… – только и мог уже издавать Петр.