Том 2. Последний из удэге

Тогда же писалась повесть «Смерть Ченьювая», где переплетались мотивы и образы обоих романов. К 1924 году относятся первые варианты романа, называвшегося тогда «Последний из тазов». В записной книжке А. Фадеева в сентябре 1947 года есть следующая заметка: «Постараться найти варианты „Последнего из удэге“ 1924 г. Тогда роман назывался „Последний из тазов“. Начинался со встречи партизан с хунхузами». Как свидетельствовал сам автор, вначале в роман «Последний из удэге» должна была войти и тема «Разгрома», но в 1925 году он отказался от этого замысла, так как «понял, что роман „Последний из удэге“ должен затронуть другие вопросы и другие проблемы».

В 1925–1926 годах А. Фадеев работает над «Разгромом», а с начала 1927 года – одновременно над двумя произведениями: романом «Провинция», в котором собирался изобразить новую, «советскую провинцию, выросшую из старых уездных нравов», и над романом «Последний из удэге».

Роман, посвященный гражданской войне на Дальнем Востоке, вновь строился на материале, хорошо знакомом А. Фадееву. Писателю довелось в юности принимать активное участив в событиях 1919 года, подробно описанных в «Последнем из удэге»; в образе Сережи Костенецкого несомненны автобиографические черты. Как и Сережа, А. Фадеев вместе с заместителем предревкома Мартыновым (в романе Мартемьянов) совершил летом 1919 года поход по деревням и селам освобожденного Ольгинского уезда для подготовки Первого уездного съезда Советов. Прототипами многих героев произведения послужили известные на дальнем Востоке политические деятели (в том числе С. Лазо, М. Губельман, братья Сибирцевы, командир партизанского отряда Глазков и другие). Фадееву довелось наблюдать и представителей буржуазии, вроде владельца серебро-свинцовых рудников и пароходства Бринера и других.

А. Фадеев работал над романом «Последний из удэге» почти всю свою жизнь, стремясь дать в нем эпическую картину эпохи гражданской войны, показать все слои русского общества в 1917–1920 годах, рассказать о преобразовании края при Советской власти. Сравнительно быстро были написаны первые части произведения. Уже в январе 1927 года в записных книжках А. Фадеева появляются заметки, связанные с «Последним из удэге»: ото описание быта и нравственных представлений удэге. В апреле в записных книжках начинает встречаться имя Лены Костенецкой, в июле – Сережи, затем следуют пометки о начале второй части, об ученических годах и характере Петра Суркова и т. д. Такого рода записи некоторое время перемежаются с наметками «Провинции», но постепенно А. Фадеев сосредоточивает все внимание на «Последнем из удэге». В 1928 году он завершает работу над первой частью и тут же приступает ко второй. В августе 1932 года А. Фадеев пишет матери: «На днях кончил вторую книгу „Удэге“ и принялся за третью».

Некоторые литераторы высказывали недоумение, почему А. Фадеев вновь обратился к теме гражданской войны, видели в этом даже уход от актуальных проблем современности. Автор «Последнего из удэге» не разделял столь узкого понимания актуальности искусства. Он считал нужным художественно осмыслить революционное прошлое в свете опыта, достигнутого Советским государством. Показывая гражданскую войну как начало эпохи социалистических преобразований, продолжающейся поныне, писатель находил в событиях, уже ставших историей, истоки современных социальных и нравственных проблем. А. Фадеев заметил в 1932 году: «Разве…переход к злободневной тематике означает, что „устарели“ темы гражданской войны (когда пролетариату предстоят еще не менее серьезные военные битвы), что „не нужно“ осмысливать в художественных образах прошлую империалистическую войну (когда воздух насыщен угрозой новой империалистической войны)…»

Это высказывание отражает ощущение надвигающейся военной грозы, первые признаки которой появились на Дальнем Востоке. В этих словах А. Фадеева – и стремление к широким обобщениям революционных перемен как содержания всего исторического развития человечества. По пути социального и морального обновления, считал художник, неизбежно пойдут все народы, в их числе и те, которых в других условиях ожидала бы трагическая участь.