Том 2. Повести и рассказы

«Может, это ангел несет нам от бога утешение?» — думала Анелька и невольно оглядывалась, словно надеясь увидеть кого-то. Но в комнате было пусто. Жители небес боятся попасть между зубьев машины, которую мы называем жизнью.

Вдруг со стороны дороги появилась в вышине блуждающая звездочка какого-то необыкновенного вида. И летела она не с неба на землю, а с земли к небу, затем внезапно повернула к дворовым постройкам.

Через несколько минут Анелька увидела вторую такую звезду. Описав несколько извилистых линий, она упала на дерево и скоро погасла.

Искры эти были так мало заметны, что разглядеть их могли только удивительно зоркие глаза Анельки. Девочке стало страшно, вспомнились рассказы о блуждающих по ночам неприкаянных душах. Но она тут же подумала, что это, может быть, просто летают светлячки.

Она еще постояла у окна в тщетной надежде услышать стук экипажа, потом сошла вниз к матери.

«Может, папа приедет ночью?» — говорила она себе.

Она решила не ложиться, подождать еще, но, чтобы не разбудить мать, потушила лампу и в темноте забралась в кресло.

В полусне ей мерещилось, что приехал отец и она отпирает ему дверь. Потом — что по комнате ходит кто-то чужой и чей-то голос окликает ее по имени.

— Мама, это ты меня звала? — спросила она.

Но ответом было только тяжелое дыхание спящей матери и похрапывание Юзека. В углу у печки жужжали мухи, а в соседней комнате тикали часы.

Анелька прислонила голову к спинке кресла и крепко уснула.

В хате Гайды с вечера было темно. Но хозяин не спал. Время от времени его голова мелькала в окне или он приоткрывал дверь, выходившую на дорогу, и, высунувшись до половины, смотрел в сторону усадебных построек.

Около полуночи между деревьев в саду блеснул огонек и погас. Гайда выбежал из хаты, напряженно всматриваясь в темноту, и заметил несколько узких языков пламени, которые поднимались с крыши дома около того окна, у которого панна Валентина и Анелька каждый день кормили воробьев.

Гайда схватился за голову.

— Псякрев! Да ведь это усадьба горит!

Он вбежал в хату и грубо растолкал спавшую на лавке Магду.

— Вставай! Смотри!

Подхватив девочку одной рукой, как щенка, он перенес ее к окну.

Магда испуганно вскрикнула.

— Тише, ты! Глянь-ка, что это горит: дом или амбар? Вон там, там… Ох, это дом!

Он так весь и затрясся.

— Магда, — сказал он глухо. — Беги в усадьбу, разбуди людей и кричи, что пожар. Ну, скорее же, ты, чертова девка! Ведь там паненка сгорит, та, что тебе ленту дала… Иисусе! Да шевелись же! Она за тебя заступилась, просила, чтобы я не бил тебя… и сгорит теперь!

— Боюсь, тата! — взвизгнула девочка и упала на пол.

Крыша барского дома занялась уже в нескольких местах и пылала, как факел. Гайда выскочил из хаты и бросился бежать к службам, не отводя глаз от дома.

Он добежал до конюшни и закричал:

— Эй, вставайте, хлопцы! Усадьба горит! Вставайте! — Потом кинулся к хлеву и заколотил кулаками в стену. — Проснитесь, люди! Пожар! Паненка сгорит…

Около приоткрытой двери послышался какой-то шорох. Гайда увидел спавшего на соломе пастуха и рывком поднял его на ноги.

— Усадьба горит! — крикнул он ему в самое ухо.

Парень зевнул, протер глаза и, переминаясь с ноги на ногу, пробормотал:

— Надо скотину выгонять.

— Буди работников, а я побегу в дом, — сказал Гайда и помчался дальше.

На крыше отдельные языки уже сливались в столб огня. Двор и сад осветились красным светом, проснулись и защебетали птицы. Но в доме все было тихо.

Гайда вбежал на крыльцо и налег плечом на массивную дверь, которая протяжно заскрипела и наконец с грохотом распахнулась. Розовый блеск осветил темную прихожую.

— Паненка! Анельця! — кричал Гайда. — Бегите! Дом горит!

— Что случилось? — отозвался испуганный голос.

Гайда высадил вторую дверь и ворвался в комнату, где царил сплошной мрак. В темноте он толкнул стол, наткнулся на кресло, и ноги его запутались в чем-то мягком — должно быть, в упавшей на пол одежде. Только через несколько мгновений разглядел он светлевшее между ставен отверстие в форме сердечка и, сорвав ставни с петель, выбил окно.

В комнате стало светло, и донесся треск пылавшей крыши. Дым уже ел глаза, дом горел со всех сторон.

Анелька, совсем одетая, стояла у кресла как вкопанная. Гайда поднял ее на руки и вынес на крыльцо.

— Маму! Маму спасайте и Юзека!

Мужик вернулся в комнату, а за ним побежала Анелька.

— Удирай, паненка! Живее!

— Мама! Мама!

Гайда увидел на кровати скорчившуюся фигуру, с головой закутанную в одеяло. Это была мать Анельки. Как только он дотронулся до нее, она с громким воплем, словно обороняясь, уцепилась за край кровати. Он с трудом оторвал ее руки и вынес ее во двор.

Анелька понесла Юзека, но дым окружал ее, и она так растерялась, что не могла найти выхода. Она споткнулась обо что-то и упала. К счастью, Гайда успел подхватить и вынести ее вместе с мальчиком. Посадив их около матери, он вернулся в комнаты, где было жарко, как в печи, и начал выбрасывать в сад без разбору, что попадалось под руку: одежду, постель, стол, стулья.