Том 2. Повести и рассказы. Мемуары

И, поняв, что значил вопросительный взгляд друга, Володя, лишь Зоя убежала, сказал, хлопая приятеля по плечу:

— Правильно, Ставка! Мы выспались и всё равно скоро теперь не заснем. А если будем лежать да ворочаться — мысли разные придут. А мыслей больше не надо! Всё уже удумано. Следовательно, надо эти часы, пока все в доме не заснут, провести весело, ладно, молодо.

И опять Стива поразился основательности и мудрости друга. И часы после ужина пролетели быстро, великолепно. Выше крыши взлетала качельная доска; хохотала и визжала Зоя и смеялись мальчики, теша девушку. А в саду доцветала черемуха и сладко пахло с клумб жасмином и левкоями. Дом спал. Весь город спал. Шел второй час ночи.

И, в свете затяжки папиросы посмотрев на свои ручные часики, Володя сказал:

— Ну, пора! — и спрыгнул с качельной доски.

— Уже спать? — надула губки Зоя. — Ну и молодежь же теперь пошла!

— Не спать, Зоенька, а воевать! — вздохнул Володя. — А вы вот действительно ложитесь спать и никому до утра не говорите о том, что мы вам сейчас скажем. Через полтора часа мы должны взять тюрьму, освободить заключенных офицеров и начать наступление на красноармейские части. В успех дела верим абсолютно, но каждый из нас может быть убит. Ия, и Стива. Потому поцелуйте нас обоих и перекрестите. Сейчас вы заменяете нам наших матерей, потому что, щадя их, мы ничего им не сказали. Ну же, перекрестите и — в губы! Э-ге-ге, плакать не надо! Не смейте плакать! — строго приказал он. — Теперь — революция, девушки должны научиться быть такими же твердыми, как и мужчины. Боже вас сохрани разбудить вашу маму! Целуйте брата.

Ночь была звездная, ясная, тихая. Лишь две-три собаки, сонно тявкая, перекликались где-то. Юноши вышли, одетые в легкие кадетские шинели, эти черные пальтишки, с которых революция срезала погоны. На кадетских летних фуражках с белым верхом кокард тоже уже не было.

Стиву била нервная дрожь.

— Я не трушу, не подумай! — сказал он. — Это так: сам не знаю от чего.

— Пройдет! — успокоил Володя. — Сестренка тебя расстроила.

IV

У ворот кладбища юношей окрикнули.

— Царь и Бог! — ответил Володя.

— Проходите, и по аллее направо. А, Зайцев и Злобин…

— Лобачев? — узнал Стива однокашника, тоже шестиклассника. — Здорово!

И нервной дрожи — как и не бывало: ведь все же свои, кадеты! Разве можно, находясь со своими, чего-нибудь бояться, нервничать? Ведь они же не дадут тебя в обиду, как и ты их в обиду не дашь!

— Кто еще тут из наших?

— Да почти весь пятый и шестой класс.

Седьмого класса в корпусе не было: все семиклассники влились уже в боевую группу атамана Семенова на ст. Маньчжурия.

— А кто еще кроме кадет?

— В том и дело, брат, — пока почти никого!

— Явольский оружие доставил? Винтовки и патроны?

— Тоже нет.

— Странно. Всё это очень странно!

— Может, еще привезет. Вот кто-то еще. Кто идет? Пароль.

— Бог и Царь!

— Проходи. Так и есть, опять наш, Вадбольский, пятиклассник?

— Так точно.

— Ишь, и с винтовкой. А стрелять-то ты умеешь?

— Еще и тебя, шестиклассника, поучу.

— Ишь ты какой!.. Ну, иди, иди. По аллее, потом — направо.

Всего на кладбище собралось девяносто два человека. Три четверти этой группы составляли кадеты. Остальные — офицеры и штатские добровольцы из организаций. И никто из собравшихся на кладбище не был предупрежден о том, что болтливый поручик Явольский, выехавший, как ему было приказано, на повозке, где под соломой было спрятано порядочно винтовок и достаточный запас патронов, арестован неподалеку от кладбища людьми из Чека. Погубила поручика любовь к хорошеньким девочкам. И еще большего не знали кадеты, самого страшного, — что восстание руководителями организаций отменено, отставлено, ввиду провала Явольского.

И вот непредупрежденные юноши и те офицеры, которым было поручено командование кадетской группой, приступают к делу, не ведая того, что они — капля моря по сравнению с огромным красным гарнизоном города.

Ровно в три часа ночи, когда на востоке заалела первая робкая полоска зари, кадеты повели наступление на тюрьму. Без выстрела, незамеченные, приблизились они к казарме караульни, сняли часового у дверей, бросили в окна казармы гранаты, ворвались в нее, перекололи и перестреляли караульную часть и овладели тюрьмой.

Всем освобожденным офицерам было предложено примкнуть к восставшим. Тем же, кому не хватило оружия, или они так были истощены тюремным сидением, что не могли стать бойцами, — им кадеты предоставили возможность немедленно же покинуть город, что было легко, так как тюрьма находилась на окраине И-ска И лишь заняв тюрьму, укрепившись в ней, еще упоенные победой — кадеты поняли: они одни, с восстанием что-то неладно! Ведь восстание должно было вспыхнуть сразу в нескольких местах, а рассветающий город был тих и мертв — нигде ни выстрела, ни возгласа, ни взрыва. Впрочем, и крики, и выстрелы скоро последовали, но они принадлежали красноармейцам тех частей, что окружали тюрьму.

Начался неравный и страшный бой.

V