Том 2. Повести и рассказы. Мемуары

Я не пишу историю, но я ничего и не выдумываю: рассказ этот пишется со слов участника восстания, бывшего кадета И-ского кадетского корпуса. Цель моего повествования не в том, чтобы дать полную картину этого удивительного дела, когда юноши, освободив из тюрьмы приговоренных к расстрелу офицеров, сами оказались пленниками этой тюрьмы. Автор фиксирует свое внимание лишь на удивительных дальнейших приключениях Стивы и Володи, милых его, тоже кадетскому сердцу.

Скоро кадетская группа поняла, что она предоставлена своим собственным силам и едва ли не обречена на гибель. Лишь собственная находчивость и доблесть могли спасти кадет. Единственным их «шансом» было то, что тюрьма, как уже говорилось, находилась на краю города, и спасение заключалось в том, чтобы пробиться за его черту. Кроме того, большевики не ввели почему-то в дело артиллерию, и это облегчало положение осажденных. Словом, большинство кадет пробилось к свободе и жизни.

Вот и Володя со Стивой бегут глухим переулочком. За ним — крутой подъем в гору и затем — тайга! Последний поворот. И вдруг перед приятелями красноармеец! Но… в каком виде! Он сидит на корточках, брюки спущены. Винтовка прислонена к забору. Увидев двух повстанцев, красноармеец выпрямляется, он в ужасе, он хочет схватить винтовку. Но штаны его падают на сапоги, ноги запутались.

На белобровом латышском лице — ужас.

— Коли! — кричит Стива Володе. — Штыком его!..

Володя рывком относит свою винтовку назад, чтобы затем послать штык вперед в белый живот врага. На лице латыша мольба. Он поднимает руки вверх, моля о пощаде. Окончательно падают штаны!

И милому мальчику Володе вдруг становится смешно. Разве можно убить такого?

— Ну его к черту, — кричит Володя приятелю. — Пусть живет.

Город позади. Мальчики спасены. Но здесь им надо расставаться — отсюда дороги разные. Каждый теперь будет пробираться домой своим путем.

Стива забирается на сопку и, отдыхая после подъема, смотрит на дорогу, по которой уже без оружия — винтовка брошена — идет Володя. И вдруг Стива вскрикивает: из кустов выскакивают два красноармейца и бросаются к Володе.

Тот останавливается и поднимает руки вверх.

Сердце у Стивы стучит отчаянно.

А там происходит следующее. Сначала, увидав подбегающих к нему врагов, Володя не очень испугался их направленных на него штыков. Он подумал: «Отговорюсь». Действительно, улик ведь никаких. Кто и как докажет, что он повстанец? И он спокойно остановился и поднял руки вверх.

И вдруг до синевы побледнел, вспомнив: «У меня в кармане осталась обойма с патронами!»

Это было смертью. А красноармеец уже подходил, чтобы обыскать подозрительного юношу. Он положил винтовку на локтевой сгиб левой руки и вытянул правую руку. Другой, позевывая, ждал. Оба не были настороже — встреченный парень держал себя покорно и спокойно.

И в душе Володи родилось никогда до сего времени не испытанное — великое презрение к жизни и смерти. «Дрожать? — надменно подумал он. — Нет!» Всё дальнейшее произошло молниеносно. Стива с вершины сопки видел всё превосходно. Винтовка красноармейца, собиравшегося начать обыск, оказалась в руках Володи. Сверкнув на солнце штыком, она метнулась вперед в уставном выпаде. Игла штыка впилась в грудь врага. Враг упал. Другой в ужасе бросился бежать. Приклад винтовки поднялся к Володиному плечу. Винтовка крикнула. Враг упал.

VI

Четыре дня мальчики скрывались в лесу. Малое количество хлеба, имевшегося при них, давно уже было съедено. Голод стал нестерпим.

Стива несколько раз плакал, не стыдясь друга. Володя крепился, стискивая зубы, молчал.

И сегодня он сказал:

— Выход один — в риске. Слушай меня. Мы сейчас с тобой пойдем в наш кадетский лагерь. Там наш корпусной комиссар…

— Контрабасист?

— Да.

Маленькое отступление. В кадетском оркестре не нашлось желающего играть на геликоне, этой огромной трубе. Так уж случилось. И по вольному найму нашли контрабас, который заменил геликон. Музыкант был неплохим парнем. Революция сделала его комиссаром корпуса.

— А он не выдаст? — спросил Стива.

— Не думаю. Зачем? Он не коммунист и всегда к кадетам относился хорошо. Я думаю, что он даст нам удостоверения, что мы всё время восстания находились в лагере…

— А… вдруг?

— Надо рисковать. Завтра мы не будем уже иметь сил даже доплестись до нашего лагеря!..

И, как всегда и во всем, Стива подчинился другу.

Через несколько часов ребята были уже в бараке комиссара корпуса. Комиссар кушал жареного поросенка. Перед ним стояла наполовину пустая уже бутылка с казенным вином. Честно скажу, прежде чем приступить к разговору, кадеты разгромили комиссарского поросенка! Контрабасист только глаза раскрыл.

Потом Володя приступил к делу.

— Сидор Карпыч, — сказал он. — Мы того, то есть я со Ставкой, мы твоих краснозадых били!

Комиссар немедленно возмутился.

— Цыц! — закричал он. — С каким это пор, щенок, краснозадые стали моими? Не мне ли директор корпуса обещал дать первый чин? И дал бы, если бы не революция. А ты этак неладно выражаешься!

И оба парня поняли, что дело их будет «обтяпать» легко.