Том 2. Повести, рассказы, эссе. Барышня

Старость сама по себе приносит много мелких и крупных забот и невзгод. Но, словно бы этого недостаточно, мы сами находим новые поводы для неудовольствия. Мы постоянно боимся, что «молодые и глупые» «натворят дел», перегнут палку, сделают что-то опасное и непоправимое; нас постоянно преследует убеждение, будто без наших советов и предостережений все покатится под гору и погибнет, нам постоянно кажется, будто события это подтверждают, будто мы заранее все предвидели и вовремя предостерегали, но нас никто не хотел слушать. При этом мы не замечаем, что большая часть наших забот проистекает не из реальной оценки обстановки, продиктована не истинной заботой о деле, а нашим страхом и бессилием, тем, что мы уже не молодые и глупые, а старые и глупые, что все вокруг мы меряем своей жаждой покоя и неподвижности и своими, а не юношескими потребностями, силами и способностями.

Но такова старость. Чем меньше у нас сил влиять на развитие событий, тем больше мы чувствуем себя ответственными за все и каждого, и все более непонятными, бессмысленными и опасными кажутся нам поступки поколения, которое нас догоняет и обгоняет.

* * *

Так называемые практичные люди были бы весьма полезны и заслуживали бы всяческой похвалы и уважения, если б в этой своей практичности не видели смысла своей жизни и причину своего существования, а также права порабощать и терроризировать всех, кто лишен практической сметки, но зато способен к другим, может быть, большим и высшим подвигам.

* * *

Когда долго живешь, наблюдаешь людей и конфликты их между собой, временами кажется, что «мнения» и «убеждения» групп и отдельных личностей не так уж важны сами по себе, что как для отдельных людей, так и для поколения в целом, основной, решающий фактор — какие проблемы они поставили перед собой с самого начала в качестве главных, как они их поставили и, особенно, каким путем и каким образом они собираются их решать.

* * *

Если б люди могли знать, как он презирал, ненавидел и мучил себя, они бы легче прощали ему все оскорбления, несправедливости и удары, которые он им наносил.

* * *

Старики, как правило, страдают от двух неверных представлений. Во-первых, все окружающее стало больше, чем было когда-то, непомерно труднее и неохватнее. Зимы холоднее, расстояния длиннее и подъемы круче. Во-вторых, в мире, напротив, стало теснее, на улицах и в поездах гораздо больше народу, все тяжелее доставать, а в собственном доме негде разместить старые письма и старые фотографии.

Между двумя этими крайностями, в равной мере не точными, так и идешь по тропе своей старости, концу навстречу.

* * *

Dum sinunt fata, vivite laeti![45]

Радуйтесь, пока вам предоставляется такая возможность и пока у вас есть для этого силы, ибо мгновения чистой радости стоят и значат больше, чем целые дни и месяцы, проведенные в мутной игре мелких и крупных страстей и желаний. (Их борьба причудлива и нездорова, удовлетворение ненадежно и недолговечно, являя само себе цель и смысл!) А минута чистой радости остается навсегда с вами подобно сиянию, которое ничто не способно омрачить.

Когда кто-то в разговоре без надобности толкует чужие поступки, или слова, или даже только намерения, и делает произвольные выводы, и выносит строгий суд, по сути дела приговор, — знай, это дурной человек и он стоит на дурном пути. Избегай его как можешь.

* * *

Столько нужно места и времени, чтобы зачать человека, родить его и вырастить, но когда человек исчезает, будто его и вовсе не было, достаточно лишь одного мгновенья и нескольких пядей земли.

* * *

Никогда, кажется мне, не чувствовал я себя ближе к жизни, никогда мой интерес ко всем формам человеческой деятельности не был более глубоким и всесторонним. Безымянная морская волна быстро и прямо связывает меня с морскими путями далекого прошлого, желтый цветок о шести лепестках — с безграничностью роста и плодоношения, а самое обыкновенное слово, услышанное мимоходом, — с судьбою всего вечно подверженного угрозе человечества.

Но именно эта близость к сущности окружающих меня явлений временами рождает мысль о близкой смерти. А эта мысль и сама точно маленькая смерть.

* * *

Они полагают, будто при некоторой ловкости и оборотистости можно воспользоваться ложью, как мостом, который останется позади, ненужный и забытый, а они продолжат путь к цели, состоящей из одной действительности и правды.

* * *

Беда стоглаза и всевидяща и, однако же, слепа самым жутким и страшным образом, ибо видит даже то, чего нет.

* * *

Жизнь научила их не бояться смерти.

* * *

Жаловаться на жизнь? Зачем? Жаловаться сейчас, когда она перестала быть для нас приятной и легкой, хотя недавно, когда она была такой, мы с жадностью и вожделением принимали все, что она нам давала, было бы несправедливо и неправильно. Это означало бы нарушить правила игры, которые мы приняли и признали. Единственное, что сейчас требуется от нас, это с терпением, мужеством и достоинством выдержать и пережить вторую, более тяжелую и мрачную часть этой игры, раз мы с такой радостью пользовались первой, светлой и легкой ее частью.

* * *