Том 2. Роковые яйца

Но не тут-то было! Встречается мне заведующий разработкой ЮЗа Славутского участка гражданин Логинов (я десятником служу) и спрашивает в служебном тоне, побрякивая цепочкой от часов:

— Как вы смели, уважаемый, жениться без моего ведома?

У меня даже язык отнялся. Помилуйте, что я — крепостной? Какое ему дело? Главное, что если б я истратил на женитьбу свои служебные часы или, скажем, напился с товарищами, опозорив профессиональный наш союз. А то я тихо и мирно вступил в брак, как имеет право всякий индивидуум на земном шаре. И мучает раздумье: а если моей жене придет в голову наделить меня потомством в размере одного ребенка — к Логинову бежать?

— Разрешите… А если октябрины? А если теща умрет? Имеет она право без Логинова?

Нет, гражданин, затоскуешь с таким заведующим.

Со слов десятника записал Михаил Б.

«Гудок», 12 августа 1924 г.

Пивной рассказ

Вагон-лавка Киевского ТЕПЕО в течение четырех месяцев привозила только одно пиво.

(Из письма корреспондента)

Вагон-лавку на станции ждали с нетерпением и дождались. Она приехала, и железнодорожники кинулись к ней толпой.

— Сподобились…

Первое, что бросилось в глаза обитателям станции — это лозунг на стене вагона:

«Неприличными словами не выражаться».

А под ним другой:

«Лицам в нетрезвом состоянии ничего не продается».

— Здорово! — изумились железнодорожники. — Ишь, какие лозгуны пошли. Раньше все, бывало, писали «Укрепляй кооперацию»…или так: «Советская кооперация спасает, как ее… ситуацию, что ли…» Или еще что-нибудь ученое… А теперь просто.

— Стало быть, укрепили!

— И, значит, не выражаться матерным образом.

— Пивом, братцы, запахло! Не пойму откуда?

— От Еремкина пахнет, он только что с мастером полдюжины раздавил.

Дверь вагона открылась, и выглянул гражданин кооперативного вида.

— Не напирайте, гражданьчики, — попросил он, и от слов его ударила в воздухе столь приятная струя, что Еремкин вместо того, чтобы спросить: «Сапоги есть?» спросил:

— Вобла есть?

— Как же-с, любительская, — радостно ответил кооп-спец.

— Ситцу бы мне.

— Ситцу, извиняюсь, нету.

— Сарпинка, может, есть?

— Сарпинки нету, извиняюсь.

— Бязь?

— Нету бязи, извиняюсь.

— Так что ж есть из материи?

— Пиво бархатное, черное.

— Хо-хо! Позвольте мне полдюжинки.

— Сапоги почем?

— Сапог, извините, нету… Чего-с? Керосин? Не держим. Газолин не держим. Вместо газолина могу предложить вам, тетушка, «Стеньку Разина» или «Красную Баварию».

— На что мне твой Разин! Мне для примуса.

— Для примусов ничего не держим.

— Что ж вы, черти полосатые!

— Попрошу вас, бабушка, не выражаться по матушке.

— Взять бы эту бутылку да по голове ваших кооператоров. Тут ждешь товару, а они пойла привезли…

— Пивка позвольте две дюжины.

— Горошку нет ли?

— Пивка!

— Пивка!

— Пивка!

— Пивка!

— Пивка!

— Пивка!

***

Вечером, когда станция утонула в пиве по маковку, единственно трезвый корреспондент сидел и при свете луны (в лампу нечего было налить) писал в «Гудок»:

— От имени служащих нашей станции М-К-Вор. ж. д. и косвенно от имени линии прошу «Гудок» понудить спящий учпрофсож-5 и правление кооператива выехать на линию с продуктами. В противном случае выходим из добровольного членства кооперации.

Жирная луна сидела на небе, и казалось, что она тоже выпила и подмигивает.

Михаил Б.

«Гудок», 17 августа 1924 г.

Кривое зеркало

Три застенка 1

За 30 коп. Пытка сифилисом. Узкое помещение в недрах учреждений. Снаружи надпись: «Парикмахер». Внутри: «Мастера обеспечены предприятием и на чай не берут». «Берущий на чай недостоин быть членом профессионального союза».

Обеспечивающее предприятие состоит из засиженного мухами зеркала, банки с клоком ваты, пульверизатора и недоделанного привидения с лысиной, небритым лицом и хриплым голосом, живо свидетельствующим о совершенно свежем сифилисе.

Разговор начинает привидение:

— Вам что? Побрить?

— Да.

— Садитесь в кресло.

Из-за ситцевой занавески звук бритвы, шаркающей по ремню, и еще какие-то звуки, чрезвычайно напоминающие тихие плевки на этот ремень.

«Может быть, на мое счастье у него не сифилис. Может быть, он просто простудился?»

— Де… дерет бритва…

— Ну? Чего же ей драть…

Шарк… шарк… шарк…

— Ай! Что же вы мне ухо режете?!

— Прыщик у вас был, я его сковырнул.

— Йод есть у вас?

— Йоду нету, я вам камнем прижму. Шею брить?

— Не надо.

— Одеколону надо?

— Не надо.

— Пудры надо?

— Не надо.

— Что с волосами делать?

— Ничего, пожалуйста, с ними не делайте. Сколько с меня?

— 30 копеек.

— До свидания.

Ответа нет.

Двадцать дней побрившийся, ежедневно утром и вечером, подходит к зеркалу, подпирает щеку, смотрит. Нетерпеливо ждет сифилиса. Знакомых врачей останавливает, говорит:

— Что поделываете? Погода хорошая. А я, знаете, брился в нашей учрежденческой парикмахерской… Хе-хе… вы извините, что я беспокою. Сифилис не так начинается?

— Мм… это просто ссадина.

— Мерси. Вы извините… я, знаете ли, неврастеник.

— Просто он вам всю морду ободрал.