Я с чердака за домом наблюдаю:Кто вышел, кто пришел, кто встал поздней.И, с беспокойством думая о ней,Я черных глаз, бледнея, избегаю.Мы не встречаемся. И выйти к чаюНе смею я. И, что всего странней,Что радости прожитых рядом днейЯ черным знаком в сердце отмечаю.Волнует чувства розовый капот,Волнует думы сладко-лживый рот.Не счесть ее давно-отцветших весен.На мне полынь, как горький талисман.Но мне в любви нескромный взгляд несносен,И я от всех скрываю свой роман.
7
Тобик
Я фокстерьер по роду, но батар.Я думаю, во мне есть кровь гасконца.Я куплен был всего за полчервонца,Но кто оценит мой собачий жар?Всю прелесть битв, всю ярость наших свар,Во тьме ночей, при ярком свете солнца,Видал лишь он – глядящий из оконцаМой царь, мой бог – колдун чердачных чар.Я с ним живу еще не больше году.Я для него кидаюсь смело в воду.Он худ, он рыж, он властен, он умен.Его глаза горят во тьме, как радий.Я горд, когда испытывает онНа мне эффект своих противоядий.
8
Гайдан
Я их узнал, гуляя вместе с ними.Их было много. Я же шел с одной.Она одна спала в пыли со мной.И я не знал, какое дать ей имя.Она похожа лохмами своимиНа наших женщин. Ночью под лунойЯ выл о ней, кусал матрац сеннойИ чуял след ее в табачном дыме.Я не для всех вполне желанный гость.Один из псов, когда кидают кость,Залог любви за пищу принимает.Мне желтый зрак во мраке Богом дан.Я тот, кто бдит, я тот, кто в полночь лает,Я черный бес, а имя мне – Гайдан.
<Май 1911
Коктебель>
«Шоссе… Индийский телеграф…»
Шоссе… Индийский телеграф,Екатерининские версты.И разноцветны, разношерстныПоля осенних бурых трав.Взметая едкой пыли виры,Летит тяжелый автобус,Как нити порванные бус,Внутри трясутся пассажиры.От сочетаний разных тряскСпиною бьешься о пол, о кол,И осей визг, железа лязг,И треск, и блеск, и дребезг стекол.Летим в огне и в облаках,Влекомы силой сатанинской,И на опаснейших местахСмятенных обормотов страхСмиряет добрый Рогозинский.