Том 2. Стихотворения (Маленькие поэмы)

Через несколько лет это произведение Есенина стало рассматриваться уже в гораздо более широком плане. Так, процитировав вторую и третью строфу второй главки поэмы, П.С.Коган в своем очерке о Есенине перешел затем к далеко идущим рассуждениям: «Деревня не знает жертвы и отречения во имя отвлеченных идей или таких благ, оправдать которые может холодный аргументирующий ум. Она не боится гибели, но только во имя ясного для нее счастья. Ее удаль, ее отвага во имя счастья сегодняшнего, а сегодняшнее счастье дается волей, свободой творить свою жизнь, созидать свой уклад по-своему, в условиях природы <…>. За эту волю он <крестьянин> станет горой, за свою вселенскую правду примет смерть и муки, но равнодушен он к идеям и реформам, где не учует связи с сегодняшним днем» (Кр. новь, 1922, № 3, май-июнь, с. 257). В свою очередь, К.В.Мочульский, исходя из идеи о том, что «все стихи Есенина — песни одной большой поэмы» (поэмы об «избранном народе, стоящем во всех делах своих перед лицом Господа», живущем «и поныне, в „деревянной“ России»), так характеризовал место «Отчаря» (вкупе с «Певущим зовом») в этой «большой поэме»: «Концепция Есенина завершается пророчеством. <…> Россия — Назарет: в „мужицких“ яслях рождается Христос. <…> Исполнились строки, сбылось писание: избранный народ — „чудотворец“, „широкоскулый и красноротый“, приял в свои „корузлые руки“ Младенца. Значит, правда, что „деревянная Русь“ — рай, что русский мужик — священен и величав, как библейские пастыри» (газ. «Звено», Париж, 1923, 3 сентября, № 31; РЗЕ, 2, с. 37–41).

Отчарь — согласно Л.А.Шероновой, новообразование от слова «отец» («Учен. зап. Горьк. гос. пед. ин-та», Горький, 1966, вып. 62, с. 119). В.П.Гарнин возводит это слово к прилагательному «отчарованный» — отчаянный, разбойный (Есенин С. Стихотворения и поэмы / / Библиотека поэта. Малая сер. 4-е изд. Л., 1990, с. 426.). Объяснение Л.А.Шероновой выглядит предпочтительнее, особенно если учесть, что слово «отчарь» могло происходить к звательному падежу слова «отец» (т. е. «отче»).

Облачное древо. — Эта метафора восходит с мифопоэтическим представлением тучи как мирового дерева (Аф. II, 277).

Небесные дщери. — По мнению Б.В.Неймана, автор ведет здесь речь, «разумеется, <о> пресловутых „девах облаков“, „небесных пряхах“, которым Афанасьев посвятил одну из самых поэтических, но фантастических глав <Аф. III, гл. XXIII> своей книги» (сб. «Художественный фольклор», М., 1929, [вып. ] 4/5, с. 213). Согласно А.Н.Афанасьеву, «индусы видели в облаках и тучах… божественных водяных жен, обитающих в воздушном океане… С ними родственны апсарасы — небесные девы, населяющие воздушную область между землею и солнцем… Греческие нимфы… суть облачные девы; они живут в пещерах (=недрах туч), прядут, приготовляют ткани… Одновременно с уподоблением облаков и туч спутанным волосам, возникло представление их куделями, из которых прядутся нити… Отсюда становится вполне понятной связь облачных жен и дев с работами пряденья…» (Аф. III, 119, 120, 128–129). Кроме того, «облачные девы» (в частности, вилы южнославянской мифологии) связаны также с молниями и вихрями. Они, «как девы весенних гроз <…>, пускают из облачных стран острые стрелы-молнии» (Аф. III, 163).

Куделить — прясть пряжу; в переносном смысле — взлохмачивать, таскать за волосы.

Кремник — кремль или кремь (в словаре В.И.Даля оба слова с пометой «стар.»: крепкий и крупный строевой лес.

Огневик — кремень; здесь, очевидно, в переносном смысле — человек твердого закала, крепкой веры. Впрочем, В.В.Коржан, опираясь на А.Н.Афанасьева (Аф. I, 254–256), предположил, что «седой огневик» — это «бог грозы у славян-язычников» (в его кн. «Есенин и народная поэзия», Л., 1969, с. 122).

Он дал тебе пику, / / Грозовый ятаг / / И силой Аники / / Отметил твой шаг. — В этих строках отразилось изображение Аники-воина (героя народных духовных стихов и народной драмы «Царь Максимилиан», похвалявшегося своей силой разорителя церквей и монастырей) на народных лубочных картинках. Непременные атрибуты костюма Аники-воина на них — копье (пика) и кинжал (у Есенина — «ятаг»: от «ятаган»). Соответствующее изображение — Ровинский: Атлас, III, № 751.

О, чудотворец! / / Широкоскулый и красноротый, / / <…> / / Укачай мою душу / / На пальцах ног своих! — Вероятно, это описание также восходит к лубочным картинкам. Святители и чудотворцы на них, как правило, босы (Ровинский: Атлас, III, № 1377, 1440, 1471), иногда широкоскулы (преп. Феодосий тотемский — там же, № 1648(А). Широколицым, красноротым и босым предстает на лубочных картинках из Библии работы мастера Василия Кореня (XVII век) и сам Господь Бог Саваоф (Ровинский: Атлас, III, № 810, листы 1–4, 6, 8, 9, 11–14 и др.).