Том 2. Суперсыщик Калле Блумквист

— А ты никогда не видела его раньше?

— Нет, — сказала Ева Лотта.

Но тут на мгновение заколебалась.

— Да… частично, — добавила она.

Комиссар широко открыл глаза. Этот допрос был полон неожиданностей.

— Что ты имеешь в виду под словом «частично»?

— Я видела его брюки, — нехотя произнесла Ева Лотта.

— Объясни подробнее, — велел комиссар.

Ева Лотта поежилась.

— Я должна?.. — спросила она.

— Ты сама хорошо знаешь, что должна. Где висели его брюки?

— Они не висели, — сказала Ева Лотта. — Они торчали из-под шторы. В них был одет убийца.

Комиссар быстро схватил оставшуюся на блюдечке венскую булочку. Он чувствовал необходимость подкрепиться. И засомневался, в самом ли деле Ева Лотта так серьезна, как он думал. Не начинает ли она фантазировать?

— Итак, — сказал он. — Брюки убийцы торчали из-под шторы. Чьей шторы?

— Ясное дело, шторы Грена, — ответила Ева Лотта.

— А ты, где была ты?

— Я сидела на приставной лестнице снаружи. Я сидела там с Калле в понедельник, около десяти часов вечера.

У комиссара детей не было, и он, страшно обрадованный, возблагодарил за это небо.

— Ради всех святых! Что вы делали на лестнице Грена в понедельник вечером? — спросил он.

И, вооруженный новыми сведениями, добавил:

— О, понимаю, разумеется, это был какой-нибудь другой Великий Мумрик, за которым вы охотились?

Ева Лотта почти презрительно посмотрела на него.

— Вы что, комиссар, считаете, будто Великие Мумрики растут на деревьях? — спросила она его. — В мире есть только один Великий Мумрик на веки вечные. Аминь!

И тут Ева Лотта поведала о ночном марше по крыше Грена. Услыхав ее рассказ, бедный пекарь только огорченно покачал головой. А еще говорят, что с девочками спокойней!

— Откуда ты узнала, что видела брюки убийцы? — удивился комиссар.

— Я этого не знала, — ответила Ева Лотта. — Знай я это, я бы вошла в дом и арестовала его.

— Да, но ведь ты говорила, — раздраженно возразил комиссар.

— Нет, это я вычислила позднее, — сказала девочка. — Потому что на убийце были такие же темно-зеленые габардиновые брюки, как те, что я видела, сидя на лестнице.

— Здесь возможна случайность, — сказал комиссар. — Нельзя делать поспешные выводы.

— А я вовсе не спешила, — заверила его Ева Лотта. — Я ведь слышала, как они шумели там, в комнате, из-за векселей, а тот, что в брюках, сказал: «Встретимся в среду на обычном месте! Возьмите с собой все мои векселя!» И сколько же надо наготовить зеленых габардиновых брюк, чтобы Грен успел встретиться с ними в единственную несчастную среду?

Комиссар был убежден в том, что Ева Лотта права. Головоломка решена. Все было ясно! Мотив убийства. Время. Способ действия. Осталось только одно — схватить убийцу.

Комиссар поднялся и погладил Еву Лотту по щеке.

— Спасибо тебе, — сказал он. — Ты очень толковая. Ты и сама не понимаешь, как нам помогла. А теперь — забудь всю эту историю!

— Да, спасибо! — поблагодарила его Ева Лотта.

Комиссар обратился к Бьёрку:

— А теперь надо связаться с этим Калле, пусть подтвердит рассказ Евы Лотты о том, что произошло в понедельник вечером. Где его найти?

— Здесь, — произнес уверенный голос с балкона над верандой.

Комиссар удивленно глянул наверх и увидел, что над перилами балкона торчат две головы — одна светлая, а другая темная.

Рыцари Белой Розы не бросают друг друга на произвол судьбы во время полицейских допросов и других испытаний. Так же как пекарь, Калле и Андерс пожелали присутствовать на допросе. Но, на всякий случай, решили, что разумней не спрашивать на это позволения.

10

Первые страницы всех газет страны пестрели сообщениями об убийстве. Много писалось о свидетельнице Еве Лотте. Ее имя не называлось, но довольно много говорилось о «толковой тринадцатилетней девочке», которая так трезво сделала свои наблюдения на месте преступления и смогла сообщить полиции исключительно ценные сведения.

Местные газеты оказались не столь тактичны, когда дело касалось имен. Ведь в маленьком городке каждому было известно, что «толковая тринадцатилетняя девочка» — не кто иная, как Ева Лотта Лисандер. И редактор не видел никаких причин для того, чтобы утаить это и в своей газете. Такого великолепного материала уже давно в газете не было, и он выжал из него все, что мог. Он написал длинную трепетную статью о «маленькой прелестной Еве Лотте, которая сегодня играет среди цветов в саду своих родителей и, похоже, совсем позабыла ужасающее событие, которое случилось в среду в обдуваемой всеми ветрами Прерии».

И в экстазе продолжал: «Да, где еще могла бы она позабыть, где, как не здесь, дома у своих родителей, могла бы она почувствовать себя в безопасности. Здесь, в хорошо знакомой ей с детства среде, где запах свежеиспеченного пшеничного хлеба из отцовской пекарни, кажется, служит залогом того, что в здешней жизни все же существует уверенность в надежности будней. И эту уверенность не могут поколебать никакие кровавые покушения из мира преступлений».