Том 2: Театр

Всякий раз, снимая кино или ставя спектакли, Жан Кокто удивительным образом умел собрать на съемочной площадке или сцене слаженный коллектив актеров, которые полностью доверяли и подчинялись ему как демиургу. В итоге получались произведения, которые выигрышно подчеркивали положительные стороны театра и талант играющих в ней актеров. Однако порой Кокто, когда так называемая «искушенная публика» сетовала на обилие «разговоров» в его «Двуглавом орле», говорил: «Персонажи говорят и действуют, ведомые внутренним ритмом, а если они и говорят без устали, как королева в первом акте, это значит, что вместе с насыщенным молчанием ее партнера получается диалог, который не пропустят внимательные зрители. Конечно, сейчас опасность в том, что публика, которая считается изысканной не удостаивает произведения таким дивным вниманием, в котором растворяется простая публика. В итоге за неясности или длинноты принимаются нюансы, требующие отрыва от самого себя, на что подобная публика не способна. Слишком неожиданные сюрпризы мешают ей созерцать самое себя. Таким образом, о спектакле складывается странное впечатление, поскольку публика опаздывает, слушает и смотрит урывками и отказывается от коллективного гипноза, без которого театр уже не театр, а религиозный обряд» [11].

Экранизация пьесы «Двуглавый орел» была снята в провинции Дофине в летней резиденции французского президента с его согласия. Статистами согласились поработать гренобльские студенты. Премьера фильма, на которой присутствовали жена и дочь Черчилля, а также кинорежиссер Александр Корда, прошла в Лондоне 14 июня 1948 года.

Финальным актом карьеры Жана Кокто как драматурга стала пьеса «Вакх», после которой он уже не смог ничего создать, настолько тяжело ему было пережить яростную критику, обрушившуюся на него после постановки. «Вакх» был написан в июле 1951 года на борту яхты «Орфей-II» несколько недель спустя после премьеры пьесы «Дьявол и Господь Бог» Сартра в «Театр Антуан». Кокто всегда ценил творчество писателя, создавшего такой шедевр, как пьесу «При закрытых дверях». В начале пятидесятых годов на первый план выходит ангажированная литература, дискутирующая на темы морали, государственного устройства, неоднозначно трактующая исторические события. В основу сюжета Кокто кладет происшествие, якобы случившееся в 1523 году в Германии в эпоху царствования Карла V, где раз в пять лет организовывали праздник и выбирали шутовского короля сроком на неделю. Карнавал заканчивается трагически, деревенский дурачок нелепо погибает, так и не поняв, во имя чего.

Несмотря на то, что Кокто пытался объяснить, что диатрибы против церкви в «Вакхе» произносятся либо недоумком, либо юным еретиком и что неразумно толковать эти афоризмы как мысли от автора, на драматурга обрушился шквал страшных обвинений. Позже ему припишут роль пророка, предвещавшего студенческие волнения в мае 1968 года. Многие бывшие друзья поэта, поддавшись общему настроению и увидев в тексте вызов христианской нравственности, перешли в разряд врагов, как это случилось, в частности, с Франсуа Мориаком. Кокто был «ранен» в самое сердце, и театральный кудесник замолчал навсегда.

«Начать жизнь заново? — спрашивал себя Кокто. — Никогда. В этой драме требуется последний акт. Все время задаешься вопросом, может быть, это уже и есть последний акт? Хорошая драма редко оканчивается счастливо. А мы так боимся этой перспективы развязки».

Надежда Бунтман

Адская машина Перевод С. Бунтмана

Посвящение Мари-Лор и Шарлю ле Ноайям

Я часто повторял: «Ничто не может одновременно быть и казаться чем-то». Подобное кредо теряет точность, когда речь идет о театре — весьма сомнительном колдовском действе, в котором то, что, кажется, царствует подобно иллюзорным объемам итальянских плафонов. Однако никто так не владеет тайнами этого колдовства, как Кристиан Берар, когда он противопоставляет всякому реализму и всякой стилизации чувство самодостаточной правды, той правды, что высокомерно отрицает реальность. Единственная цель такой неподражаемой методы — попадать в десятку при каждом выстреле.

Вначале именно ему я написал благодарственное посвящение, но, в сущности, не стоит ли всем нам объединиться и посвятить совместную работу Мари-Лор и Шарлю де Ноайям, странному семейному союзу, художникам, что обладают редким гениальным даром, как я сказал бы, гением души.