Читаем Том 2: Театр полностью

Тиресий. Быть может, вы и правы, что в основе моего поступка лежит некий обычай, но тут ведь нужен царский брак, со всем его династическим содержанием и, признаюсь, во всей его вычурной форме. Но все не так, Ваша Светлость. Непредвиденные обстоятельства ставят нас перед лицом новых проблем и обязанностей. И вы должны признать, что ваша коронация и ваше бракосочетание предстают в таком обличье, что трудно как-то их определить и невозможно вставить в рамки неких правил.

Эдип. Да, трудно с большим изяществом сказать, что я упал на Фивы, как черепица с крыши.

Тиресий. Ваша Светлость!

Эдип. Знайте: все, что входит в рамки правил, пахнет мертвечиной. Правила надо нарушать, Тиресий, надо выходить за рамки. Это признак шедевра, это признак героя. Все, что за рамками, нас поражает и нами правит.

Тиресий. Пусть так, но согласитесь, что, взяв на себя роль, не предусмотренную протоколом, я тоже выхожу за рамки.

Эдип. Ближе к делу, Тиресий.

Тиресий. Что ж, к делу, и со всей откровенностью. Ваша Светлость, предзнаменования для вас мрачные, весьма мрачные. Я должен вас предупредить.

Эдип. Черт побери! Я так и знал. Странно, если бы это было не так. Ну, не в первый раз оракулы на меня ополчаются, а я своей отвагой их опровергаю.

Тиресий. Вы думаете, так будет и на этот раз?

Эдип. И я живое тому доказательство. Пусть мой брак раздражает богов, но как же быть с вашими посулами, с вашим избавлением, со смертью Сфинкса? И почему это боги довели меня до этой спальни, если моя свадьба им не по душе?

Тиресий. Вы что, хотите за одну минуту выяснить, что такое свобода воли? Увы! Увы! Власть вас опьянила.

Эдип. А вы теряете власть.

Тиресий. Вы говорите со жрецом, не забывайтесь!

Эдип. Это вы не забывайтесь, жрец. Напомнить вам, что вы говорите с царем?

Тиресий. С мужем царицы, Ваша Светлость.

Эдип. Иокаста мне только что объяснила, что вся ее абсолютная власть переходит в мои руки. Так и скажите своему хозяину.

Тиресий. Я служу только богам.

Эдип. Ладно, если вам нравится эта формулировка, тому, кто вас послал и ждет под дверями.

Тиресий. Вот молодежь, сразу вскипает! Вы меня не так поняли.

Эдип. Я очень хорошо понял: вас смущает авантюрист. Вы наверняка подумали, что я нашел на дороге мертвого Сфинкса. Победитель мне продал его, как браконьеры продают охотникам подстреленного зайца. А если я купил добычу, то кого вы обнаружите? Кто будет настоящий победитель Сфинкса? Да, да и это вас все время мучает, и не дает Креонту спать спокойно: да, солдат второй статьи. И толпа его на руках будет носить, и он потребует заслуженной награды… (Кричит.) Заслуженной!

Тиресий. Не посмеет.

Эдип. Ну наконец-то! Вы сказали это. Я вас заставил. Сказали ключевое слово. Вот какова цена посулам. Вот на что вы рассчитывали.

Тиресий. Царица мне роднее дочери. Я должен охранять ее, следить за ней. Она такая слабая, доверчивая, мечтательная…

Эдип. Честное слово, вы ее оскорбляете.

Тиресий. Я люблю ее.

Эдип. Ей не нужна ничья любовь, кроме моей.

Тиресий. Вот как раз насчет этой любви, Эдип, я бы хотел получить кое-какие разъяснения. Вы любите царицу?

Эдип. Всей душой.

Тиресий. Точнее, вы любите ее обнимать?

Эдип. Я очень люблю, когда она меня обнимает.

Тиресий. Признателен вам за нюанс. Вы молоды, Эдип, вы очень молоды. Иокаста вам годится в матери. Да, знаю, знаю, что вы мне ответите…

Эдип. Я вам отвечу, что всегда мечтал о такой любви, почти что материнской.

Тиресий. Эдип, а вы не перепутали любовь и славу? Не будь Иокаста царицей, вы полюбили бы ее?

Эдип. Дурацкий вопрос. Мне его сто раз задавали. А Иокаста полюбила бы меня старого и гадкого, полюбила, если бы я вот так не пришел, неизвестно откуда? Вы думаете, можно заболеть любовью, тронув золото и пурпур? А привилегии, о которых вы говорите, разве они не сущность Иокасты, разве они не вплетены во все ее органы настолько, что невозможно их отнять? Мы испокон веков были вместе. Ее живот хранит побольше складок и извивов царственного пурпура, чем мантия, что сколота булавкой на ее плече. Да, я люблю ее, Тиресий, обожаю. И, оказавшись рядом с ней, я наконец-то понял, что теперь я на своем месте. Она моя жена. Она моя царица. Она моя, и я ее храню, я обретаю ее, и ни просьбами ни угрозами вы никогда не добьетесь, чтобы я подчинился приказам, которые отдает неизвестно кто.

Тиресий. Подумайте еще немного, Эдип. Предзнаменования и моя собственная мудрость говорят, что нужно опасаться этой очень странной свадьбы. Подумайте.

Эдип. Поздновато.

Тиресий. Вы знали много женщин?

Эдип. Ни одной. То есть, я сейчас вас крайне удивлю, сказав прямо: я девственник!

Тиресий. Вы?

Эдип. Столичный жрец удивляется, что деревенский парень самонадеянно хранил себя для единственного в жизни подношения. И вы бы предпочли для царицы развратного принца, марионетку, а вы бы с Креонтом дергали за ниточки.

Тиресий. Это слишком!

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги