Том 2. Тем, кто на том берегу реки

Проблема исторического свидетеля – его роли, его психологии, его способности к адекватному воспроизведению событий, его воздействия на читателя – едва ли не центральная проблема сегодняшней исторической литературы. Многие из наиболее значительных исторических романов последних лет построены именно таким образом – между читателем и автором стоит свидетель: летописец, мемуарист, рассказчик.

Весьма примечателен в этом отношении роман Б. Окуджавы «Путешествие дилетантов» с его сложной системой посредников – мемуары, письма, донесения. Как ни странно это может прозвучать, между книгой Н. Эйдельмана и романом Б. Окуджавы есть определенное и неслучайное родство. И тому и другому нужно показать тончайший механизм воздействия эпохи на индивидуальную судьбу, и оба они прекрасно осознают, насколько важно здесь понять, освоить точку зрения современников героя, наблюдающих его вплотную.

Нет надобности, я полагаю, говорить о различиях между Пушкиным и героем Окуджавы, как нет надобности говорить о различии подхода к материалу и способах его освоения авторами. Но необходимо помнить, что характер книги «Пушкин и декабристы» имеет прямое отношение к особенностям исторической литературы вообще. В том числе и художественной. Надо сказать, что многие черты работы Эйдельмана-исследователя определяются сильным художественным началом его дарования. Его научная осторожность и тактичность часто вырастают из художнического ощущения нелинейности человеческих отношений:

«Как легко заковать в схему живые, подвижные образы и мысли из переписки трех мыслителей: чуть-чуть “пережать” – возникает идиллическое единство взглядов, но чуть-чуть сгустить оттенки несогласия, спора – и Пушкин делается чужим для людей, ему далеко не чуждых…»

И дальше Н. Эйдельман говорит вещь очень важную для понимания его собственного метода:

«…Пушкин глубже, “художественнее” понимал позицию Рылеева, нежели Рылеев – позицию Пушкина».

Элемент художественности, сообщающий большую глубину вполне строгому научному подходу, дает автору книги немалые возможности. Об этом шла речь в самом начале. Книга «Пушкин и декабристы» обладает не «научной последовательностью» построения, но именно художественной логикой сцеплений далеко отстоящих ситуаций.

Три части книги – три отдельных сюжета, каждый из которых тоже дробится на подсюжеты, часто впрямую не связанные друг с другом. И тем не менее движение общего внутреннего сюжета книги просматривается совершенно четко.

Первые семьдесят страниц книги повествуют как бы и вовсе не о Пушкине. Герои этих страниц – знакомцы поэта, с разной степенью близости: Липранди, Владимир Горчаков, Алексеев. Но – любопытное дело! – именно здесь, рассказывая о людях, окружавших поэта, вспоминавших о нем, влиявших на него и испытывавших его влияние, Н. Эйдельман сумел накопить огромную смысловую и эмоциональную энергию, направленную на читательское сознание. Сжатая пружина внутреннего сюжета мощно разворачивается, и неторопливо напряженное движение переходит в смысловой взрыв – главу о пушкинских «Заметках по русской истории», поразительный по глубине мысли и важности соображений трактат.

Затем, после некоторой – отнюдь не смысловой, но эмоциональной – паузы следует новый взрыв – последняя глава первой части, глава о преследовавшей Пушкина клевете. После анализа «Заметок по русской истории», после точного рассказа о мучительных и высоких процессах, происходивших в сознании молодого поэта, глава о клевете производит особое впечатление, ибо мы уже подготовлены к восприятию драматизма ситуации – мы ощутили масштаб пушкинской личности.

Глава о клевете очень характерна для художественной структуры книги. Неявность ее связи с предыдущими и последующими во много раз усиливает эффект. Горькая драматическая нота, заданная этой главой, звучит, не ослабевая, до конца книги.

Важна эта глава и в плане методологическом. Мы видим, как личная, почти случайная ситуация оказывается отражением огромной ситуации кризиса целой страны. То, о чем рассказывает Н. Эйдельман (возникновение слуха о возможном шпионстве Пушкина, слуха, исходящего из среды южных декабристов, явившегося страшным результатом сложнейшей игры политических сил), было возможно только в особой – кризисной – ситуации.

Подробно анализируя историю возникновения клеветы, ее возможные источники, реакцию на нее Пушкина, Н. Эйдельман показывает личностный характер общественных процессов, показывает, как образуют этот абстрактный под пером историка процесс живые судьбы.