Том 2. Тем, кто на том берегу реки

Ничем, Певец, твой юбилей
мы не отметим, кроме лести
рифмованной, поскольку вместе
давно не видим двух рублей.

Суть жизни все-таки в вещах.

Без них – ни холодно, ни жарко.
Гость, приходящий без подарка,
как сигарета натощак.

Подобный гость дерьмо и тварь

сам по себе. Тем паче, в массе.
Но он – герой, когда в запасе
имеет кой-какой словарь.

Итак, приступим. Впрочем, речь

такая вещь, которой, Саша,
когда б не эта бедность наша,
мы предпочли бы пренебречь.

Мы предпочли бы поднести

перо Монтеня, скальпель Вовси,
скальп Вознесенского, а вовсе
не оду, Господи прости.

Вообще, не свергни мы царя

и твердые имей мы деньги,
дарили б мы по деревеньке
Четырнадцатого сентября.

Представь: имение в глуши,

полсотни душ, все тихо, мило;
прочесть стишки иль двинуть в рыло
равно приятно для души.

А девки! девки как одна.

Или одна на самом деле.
Прекрасна во поле, в постели
да и как Муза не дурна.

Но это грезы. Наяву

ты обладатель неименья
в вонючем Автово, – каменья,
напоминающий ботву

гнилой капусты небосвод,

заводы, фабрики, больницы
и золотушные девицы,
и в лужах радужный тавот.

Не слышно даже петуха.

Ларьки, звучанье похабели.
Приходит мысль о Коктебеле –
но там болезнь на букву «X».

Паршивый мир, куда ни глянь.

Куда поскачем, конь крылатый?
Везде дебил иль соглядатай
или талантливая дрянь.

А эти лучшие умы:

Иосиф Бродский, Яков Гордин –
на что любой из них пригоден?
Спасибо, не берут взаймы.

Спасибо, поднесли стишок.

А то могли бы просто водку
глотать и драть без толку глотку,
у ближних вызывая шок.

Нет, европейцу не понять,

что значит жить в Петровом граде,
писать стихи пером в тетради
и смрадный воздух обонять.

Довольно, впрочем. Хватит лезть

в твою нам душу, милый Саша.
Хотя она почти как наша.
Но мы же обещали лесть,

а получилось вон что. Нас

какой-то бес попутал, видно,
и нам, конечно, Саша, стыдно,
а ты – ты думаешь сейчас:

спустить бы с лестницы их всех,

задернуть шторы, снять рубашку,
достать перо и промокашку,
расположиться без помех

и так начать без суеты,

не дожидаясь вдохновенья:
«я помню чудное мгновенье,
передо мной явилась ты».

сентябрь 1970

Помню, что мне принадлежали, кроме сюжетных идей, строчки:

Мы предпочли бы поднести
перо Монтеня, скальпель Вовси,
скальп Вознесенского…

Хотя, возможно, «скальпель Вовси» принадлежал-таки Иосифу. Но вообще-то первоначально эта строфа выглядела иначе:

Мы предпочли бы поднести
ребро Монтеня, челюсть Вовси,
ходули Байрона, а вовсе
не оду, Господи прости.

Но потом решили, что это слишком физиологично. И тогда появился «классический вариант».

Когда я однажды пришел в Москве в Военно-исторический архив, то замдиректора, которому я вручал необходимые для работы в архиве документы, весело меня приветствовал: «А, эти лучшие умы: Иосиф Бродский, Яков Гордин!»