Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815

Диверсия в Пспании. Братья Уэльслей. Взгляды на испанскую войну менялись в Англии неоднократно. Даже тогда, когда окончательный успех разрешил этот вопрос, сведущие люди высказывали мнение, что английская армия оказала бы более ценные услуги, если бы ее пустили в дело непосредственно против Наполеона во время великой войны, с 1812 по 1814 год. В тревожный 1809 год и особенно зимой 1810/1811 года, когда ставился вопрос — не будут да послед-лие британские войска сброшены в море, оппозиция с гораздо большим основанием могла бить тревогу. Воинственный лорд Гренвиль заодно с миролюбивым лордом Греем восставал против своевременности испанской диверсии, и оба они были в этом едины с вигами палаты общин, считавшими предприятие братьев Уэльслей донкихотским безумием. Первый министр, хотя и был в отношении войны так же упорен, как в других делах, испытывал тревогу по поводу вестей с полуострова и противился принесению тех жертв, которых требовала война. Ввиду этого его личная антипатия к своему коллеге, министру иностранных дел, сильно обострилась; со своей стороны, и маркиз с трудом выносил его. Мало того, братья Уэльслей, относившиеся первоначально к делу иберийского (испанского и португальского) восстания с одинаковым пылом, постепенно стали расходиться во взглядах, что не раз случалось с ними и впоследствии. Уэльслей-министр иногда сомневался в целесообразности этой бесконечной войны. Установленное законом приниженное положение католиков казалось ему опасной несправедливостью и делало для него еще более невыносимым характер Персиваля. Напротив, новый лорд Веллингтон, непримиримый консерватор во внутренних вопросах, поддерживал, если нужно, даже единолично, мнение, что испанская война — единственное средство сразить Наполеона. И злосчастная судьба императора, столь поразительная в его столкновениях с Англией, привела к тому, что успех Веллингтона, защитника Торрес-Ведрас, укрепил положение ториев и вызвал восторг вигов в тот самый момент, когда обнаружились тяжелые последствия континентальной блокады, — в начале 1811 года. С этих пор, несмотря на сомнительные результаты кампании 1811 года, уже не ставился серьезно вопрос об оставлении Испании, где с весны 1812 года стойкий полководец перешел к памятному грозному наступлению.

Регентство; убийство Персиваля. Когда задумываешься над последствиями, которые выявились, и теми, которые можно было неминуемо предвидеть в случае окончательного умопомешательства Георга III, то невольно напрашивается одно и то же соображение. Всегда существовало предположение, что при таком исходе принц Уэльский призовет миролюбивое министерство вигов. Осенью 1810 года намечен был и личный его состав, как за двадцать два года до того. Точно так же, как и тогда, министерство, которому грозило падение, старалось затянуть дело, следуя приемам Питта; оно готово было выдержать обвинения со стороны Хорнера — в «преднамеренной медлительности», а со стороны Ромильи — в «лживых уловках».

Только б февраля 1811 года решено было передать регентство будущему Георгу IV, но не сразу. во всей полноте; временные «ограничения», установленные на годичный срок, замедлили полное устранение от власти больного короля, на выздоровление которого во время этой отсрочки еще сохранялась кое-какая надежда. Без сомнения, регент мог без долгих проволочек сменить министерство, глава которого в особенности не нравился ему, но этим он взял бы на себя слишком большую ответственность в момент, когда настойчивость Веллингтона была наконец вознаграждена. Год спустя принц повел переговоры с главарями вигов, на этот раз, может быть, без особенного желания успеха. Гренвиль и Грей не считали предлагаемые им посты соответствующими их значению. Так как Персиваль сумел сделаться необходимым, то его острое столкновение с Уэльс леем закончилось отставкой маркиза. Преемник последнего Кэстльри, еще более враждебный Наполеону, вскоре стал вести себя в европейской коалиции подобно неограниченному монарху.

11 мая 1812 года, когда было уже слишком поздно для того, чтобы смерть первого министра Англии изменила что-либо в ходе дел, некий озлобленный человек с расстроенным умом вооружился пистолетом и проник в вестибюль палаты общин. Он намеревался убить лорда Гауэра, бывшего посланника в России, которым был недоволен. Так как лорд Гауэр не приходил, то этот человек, по имени Беллингем, убил Персиваля.