Том 2 (выборочно)

Ленька посмотрел на заштопанные рукава своей рубашки и замялся. Мать молча вынула из сундука отцовскую куртку и подала ее сыну. Ленька испугался, замотал головой. Ему вдруг показалось, что если он наденет отцовскую куртку, то это будет значить, что отца нет, он не вернется и Ленька уже никогда не увидит этой куртки на отцовских плечах… И, отстраняя ее обеими руками, он повторял:

— Убери… убери! Пусть отцу будет!

— Что же хуже людей-то быть? — мягко сказала мать.

— Надевай! Надевай! — закричал Егорка.

Товарищи Егорки с шумом ввалились в избу:

— Пошли, что ли!

Ленька надел куртку. Рукава были длинны, плечи широки.

— Не по мне она…

— Рукава подвернуть можно. Потом ушью, — сказала мать и, порывшись в сундуке, вынула оттуда старый кошелек. Ее сухие пальцы долго перебирали что-то в кошельке, пока нащупали новенькую пятерку. — Возьми, сынок… Может, кваску там или пряничек себе купишь.

Ленька взял пятерку и, опустив глаза, вышел из избы.

По дороге в Веселовку ребята разговаривали о военных событиях, рассказывали деревенские новости. Егорка всегда ободряюще действовал на Леньку, но сейчас он рассеянно слушал его. У леса они встретились со стариком Пахомычем, давним приятелем Ленькиного отца. Старик работал на пристани.

Он подошел к Леньке.

— Да-а, вырос… Вырос, парнишка, ты… Вот она и куртка отцова на тебе. — Он провел рукой по бархатному рукаву и покачал головой. — Вместе покупали. Да вот… не судьба…

Ленька съежился и, не зная, что сказать, молча переминался с ноги на ногу. Пахомыч вдруг спохватился:

— Да! Бишь, об чем это я? Как мать-то? Ребятишки, а? Небось туго живете, а?

— Ничего, — протянул Ленька, — помаленьку, — и посмотрел вслед товарищам, которые ушли вперед.

— «Помаленьку, помаленьку»! — с живостью подхватил Пахомыч. — Что надо — ко мне приходи! Работенка всегда найдется!

— Учусь я…

— А ты по выходным… По выходным приходи! Сейчас сезон открывается. Первого парохода ждем. Большая погрузка будет. — Он потрепал Леньку по плечу. — Я тебя живо-два пристрою! Придешь?

— Приду! — обрадовался Ленька.

И, попрощавшись с Пахомычем, побежал догонять товарищей. Ребята ушли уже далеко. В лесу Ленька замедлил шаг и, размечтавшись, тихо брел, не замечая дороги.

«Каждый выходной работать буду! Мешки укладывать или таскать что… Всякая работа по мне», — радовался он.

Из-за леса гулко и призывно донесся Егоркин голос:

— Э-эй! Ленька! Опоздаем!

«Ничего, поспею!» Он вспомнил старый пустой кошелек матери и полез в карман за пятеркой: «Эту тоже не потрачу… К своим приложу тогда… Чтоб ей больше было…»

Он представил себе, как выложит матери заработанные деньги, увидел ее удивленное лицо и громко засмеялся, но тут же притих. Этот смех словно резнул его по сердцу, и он тоскливо прошептал:

— Папаня!..

* * *

После праздника рано утром Ленька прибежал к Татьяне Андреевне. В школу они шли вместе, и дорогой Ленька, захлебываясь, рассказывал ей о том, что Пахомыч обещал ему работу на пристани.

— Подожди! Подожди! Что это за Пахомыч такой? — озабоченно спрашивала Татьяна Андреевна.

— Да Пахомыч! Старик вообще…

— Да откуда ты его знаешь, я тебя спрашиваю?

Узнав, что Пахомыч приятель Ленькиного отца, Татьяна Андреевна не стала возражать.

Вечером Ленька подсел к матери:

— Я вот что… К Пахомычу пойду. Работать у него по выходным буду. Может, и на все лето возьмет он меня.

Мать заплакала. Ленька обнял ее за шею и сказал с суровой лаской:

— Ну-ну, не реви… Я совсем тут близко буду.

В первое же воскресенье он отправился на пристань и нарочно прошел мимо раскрытых окон Татьяны Андреевны. Он чувствовал себя взрослым, рабочим человеком; на плечи была накинута отцовская куртка. Его провожал до околицы Николка.

— Ухожу, Татьяна Андреевна! На работу! — крикнул он в раскрытое окошко учительнице.

Она выглянула, кивнула ему головой.

Ленька весело зашагал по дороге, наказывая провожающему брату:

— Гляди тут без меня… Мать — она слабая!

* * *

Ленька уже два летних месяца работал на пристани. На его обязанности лежало записывать принятый с парохода груз. Работа была легкая; вместе с другими подростками Ленька успевал несколько раз в день выкупаться в реке, а от парохода до парохода — приготовить мешки для погрузки. Он не боялся никакой работы: чистил сарай, зашивал прорвавшиеся мешки, бегал за хлебом для грузчиков. Каждую субботу, чисто вымытый, с мокрым пробором на голове, Ленька облекался в бархатную куртку и отправлялся домой. Младшие дети выбегали к нему навстречу. Он оделял их черными медовыми пряниками, брал на руки Нюрку и, поминутно подгоняя отстающих двойняшек, шествовал по деревне, выспрашивая Николку обо всех новостях. В избе степенно здоровался с матерью и выкладывал на стол недельную получку.

Пелагея умилялась, долго держала на ладони деньги, не зная, куда их положить. И потом всю неделю, в ожидании сына, говорила соседкам:

— Мой-то… большак, каждую получку в дом песет!

* * *

Стоял конец июля. На пристани сновали люди, скрипели на воде привязанные лодки, гремели тяжелые, груженные солью вагонетки. Под навесом сидели на узлах пассажиры, топтались босоногие ребятишки. Ждали парохода.