Том 20. Фланкер. Новая Бразилия

Обед был прекрасный, достойный лучшего ценителя, чем я, потому что ем я очень мало, а пью еще того меньше. Тут были и бордоские вина и прекраснейшие бургундские самых высоких марок, а также и шампанское. При этом я невольно вспомнил так долго ходившую легенду о том, будто бы одни только бордоские вина могут выносить переезд через океан, а все остальные непременно портятся в пути и становятся совершенно негодными к употреблению, тогда как бордоские вина становятся только лучше, пробыв столь долгое время в пути.

За десертом на стол поставили превосходнейший пернамбукский ананас. Эти ананасы приготовляются особым образом и отличаются необыкновенно приятным вкусом.

Обед прошел очень весело и оживленно, каждый чувствовал себя совершенно как дома, а хозяин все время шутил и смешил всех до слез; между прочим, он вспомнил один старинный афоризм, в котором выражена такая мысль: «Всякий человек, пригласивший к себе гостя к обеду, должен заботиться о том, чтобы тот был счастлив и доволен во все время, пока будет продолжаться обед». И надо отдать справедливость, господин Сойе прекрасно справился бы со своей задачей без помощи своего сына, шестнадцатилетнего мальчика, обожаемого, как видно, матерью, избалованного донельзя и воображавшего, что ему все позволено; этот мальчуган обо всем говорил с такой самоуверенностью, решал, не задумываясь, какие угодно вопросы и как бы чувствовал себя умнее всех. Отец, по-видимому, все замечал и понимал и весьма неодобрительно посматривал на поведение сына, но не говорил ему ни слова, боясь огорчить жену, слушавшую с видимым удовольствием все, что говорил ее любимец. В числе множества других вещей, более или менее глупых, неуместных и бестактных, он торжественно заявил, что как только достигнет надлежащего возраста, то тотчас же намерен натурализоваться. На эту тему он принялся распространяться весьма глупо, наговорив много неприятного и обидного для французов, в обществе которых он находился, заставляя краснеть отца.

Этот мальчишка, почти ребенок, в сущности не имевший еще никакого понятия ни о чем, уже позволял себе говорить, что Франция — погибшая страна, что новый закон рекрутского набора — дело постыдное, что он не имеет желания стать солдатом во Франции и быть убитым, служа пушечным мясом, и тому подобное.

Конечно, в нем говорила прежде всего жалкая трусость, и этим, главным образом, мотивировалось его желание стать бразильцем. К несчастью, за время моего пребывания в Америке я имел возможность убедиться, что во всех странах, которые я посетил, сыновья французских семейств рассуждают точно таким же образом и дрожат при одной мысли стать солдатами. Немцы внушают им какой-то невероятный страх. Это позорно для Франции, и надо благодарить Бога, что эти юноши останутся в Америке, а не вернутся на свою родину.

Около десяти часов вечера мы встали из-за стола, и все начали собираться домой.

Двое компаньонов господина Сойе предложили проводить меня до дома.

Я простился с госпожой Сойе, наговорил ей много любезностей, которые она вполне заслуживала, пожал руку ее мужу, и мы вышли.

Сев в трамвай, мы беседовали всю дорогу.

— И все они такие, эти мальчишки! — пожимая плечами, сказал француз.

— Нечего сказать, приятное приобретение для Бразилии! — заметил бразилец, иронически улыбаясь.

Когда я несколько дней спустя снова встретился с господином Сойе, этот славный человек стал извиняться передо мной за те глупости и бестактности, какие себе позволил его сын в моем присутствии.

Я же крепко пожал ему руку и сказал:

— О, он еще так молод, с годами он, конечно, переменит свой взгляд на вещи!

Господин Сойе положительно просиял от моих слов, так был он рад этому утешению, — бедный отец!

Часов в одиннадцать вечера я был уже дома, а полчаса спустя спал крепким сном.

Глава XI О ТОМ О СЕМ

На другой день, в понедельник, я отправился во дворец, согласно приглашению императора. На этот раз дворец был совершенно безлюдным, точно дворец из сказки «Тысяча и одна ночь», где некая злая волшебница заколдовала всех обитателей, которых объял непробудный сон, а в живых остался всего только один человек.

Поднявшись по лестнице, я прошел картинную галерею и вошел в первую залу, где нашел камергера, который сказал мне, что император ожидает меня в той зале, где происходят его обычные приемы, в конце длинной галереи.

Я ускорил шаги, но уже на половине пути меня встретил император. Дружески пожав мне руку, он провел меня в маленькую домашнюю гостиную, пододвинул мне кресло и сам сел рядом со мной.

Между нами завязался длинный увлекательный разговор на самые разнообразные темы. Император прекрасно говорил по-французски — мало того, он говорил с известной изысканностью и элегантностью.

Как я уже говорил выше, император дон Педру II — человек очень высокого роста, с крупными характерными чертами, с длинной прямой бородой, некогда белокурой, но теперь уже с сильной проседью, открытым взглядом серых глаз и добродушным приветливым лицом. Но под этим видимым добродушием скрывалась железная воля.