Том 20. Крошка Доррит. Книга первая

Миссис Эффери встретила гостя в сенях, где на этот раз горели две свечи, зажженные ею по приказу супруга и повелителя (третья свеча освещала лестницу), и тотчас же провела его в комнату миссис Кленнэм. Там уже был накрыт к чаю стол и сделаны кое-какие обычные в подобных случаях приготовления. Последние, впрочем, были весьма скромны и даже при самых чрезвычайных обстоятельствах сводились к тому, что из шкафа доставали фарфоровый чайный сервиз, а кровать застилали темным, унылого цвета покрывалом. Все остальное — катафалко-подобный диван с валиком, напоминавшим плаху, фигура во вдовьей одежде, словно приготовившаяся к казни; кучка мокрой золы на дотлевающих углях и кучка сухой золы на решетке; пение чайника и запах черной краски — все было таким же, как все эти пятнадцать лет.

Мистер Флинтвинч представил джентльмена, рекомендованного заботам торгового дома Кленнэм и K°. Миссис Кленнэм, перед которой лежало раскрытое письмо, кивнула головой и пригласила мистера Бландуа сесть. Хозяйка и гость внимательно оглядели друг друга. Вполне понятное любопытство.

— Благодарю вас, сэр, за то, что вспомнили о больной, одинокой женщине. С тех пор как тяжкий недуг обрек меня на затворнический образ жизни, посетители, являющиеся в наш дом по делам, не балуют меня своим вниманием. Иного, впрочем, и ожидать нельзя. С глаз долой — из сердца вон. Исключение приятно мне, но я не жалуюсь на правило.

Мистер Бландуа в самых изысканных выражениях высказал тревогу, что причинил ей неудобство столь несвоевременным визитом. Он уже приносил свои извинения по этому поводу мистеру… виноват, он не имеет чести знать…

— Мистер Флинтвинч связан с нашей фирмой уже много лет.

Мистер Бландуа просит мистера Флинтвинча считать его своим покорнейшим слугой. Он рад заверить мистера Флинтвинча в своем совершенном уважении.

— После того как умер мой муж, — сказала миссис Кленнэм, — а мой сын предпочел избрать иное поприще, мистер Флинтвинч сделался единственным представителем нашей фирмы.

— А вы что ж, не в счет? — ворчливо отозвался упомянутый джентльмен. — У вас голова за двоих работает.

— Как женщина, я не могу играть ответственную роль в делах фирмы, — продолжала она, лишь на миг поведя глазами в сторону Иеремии, — даже если предположить, что эта роль мне была бы по плечу; поэтому мистер Флинтвинч управляет всем, представляя и свои и мои интересы. Дела теперь, конечно, уже не те, но кое-кто из наших старых друзей (и в первую очередь авторы этого письма) по своей доброте не забывают нас, и мы пока в состоянии оправдывать их доверие. Однако вам это вряд ли интересно. Вы англичанин, сэр?

— Строго говоря — нет, сударыня; я родился и воспитывался не в Англии. В сущности, у меня нет родины, — сказал мистер Бландуа, вытянув ногу и похлопывая себя по ней. — На это название могут претендовать с полдюжины стран.

— Вы много путешествовали?

— Очень много. Смею сказать, сударыня, я объездил весь свет.

— Как видно, вас не связывают никакие узы. Вы не женаты?

— Сударыня! — сказал мистер Бландуа, зловеще нахмурив брови. — Я боготворю прекрасный пол, но я не женат — и никогда не был женат.

Миссис Эффери, разливавшая чай, стояла напротив. В ту минуту, когда он произнес последние слова, она нечаянно взглянула на него; и так как она уже привыкла грезить наяву, ей вдруг померещилось в его глазах что-то такое, что словно бы приковало ее взгляд. Забыв про чайник, оставшийся у нее в руке, она испуганно таращила глаза на мистера Бландуа, и ее беспокойное состояние невольно передалось ему самому, а за ним и миссис Кленнэм и мистеру Флинтвинчу. Последовало несколько минут всеобщего оцепенения, когда все четверо, вытаращив глаза, смотрели друг на друга, сами не зная почему.

— Что с вами такое, Эффери? — спросила, наконец, миссис Кленнэм, опомнившись раньше других.

— Не знаю, — сказала миссис Эффери и, протянув вперед свободную левую руку, прибавила: — Это не со мной; это с ним.

— Что хочет сказать эта почтенная женщина? — вскричал, поднимаясь со своего места, мистер Бландуа, который сперва побледнел, затем побагровел, и лицо его исказила свирепая злоба, никак не вязавшаяся с безобидным содержанием его слов. — Я не понимаю эту добрую женщину!

— А вы не пытайтесь ее понять, — сказал мистер Флинтвинч, бочком подбираясь к особе, о которой шла речь. — Она сама не знает, что говорит. Она у нас дурочка, слабоумная. Вот я задам ей порцию, такую, чтобы она почувствовала!.. Марш отсюда, старуха! — прохрипел он в самое ухо Эффери. — Марш отсюда, не то я так тебя тряхну, что от тебя только мокро останется.

Миссис Эффери показалось до того страшной перспектива перейти в жидкое состояние, что она выпустила из рук чайник (супруг едва успел подхватить его), накинула передник на голову, и в одно мгновение была такова. Лицо гостя постепенно разгладилось в улыбку, и он уселся на прежнее место.

— Уж вы ей простите, мистер Бландуа, — сказал Иеремия, сам принимаясь за разливание чая. — Она последнее время не в себе — из ума выживать стала. Вам с сахаром?