Гиппо — «речная лошадь»
Слово «гиппопотам» по-гречески значит «речная лошадь». Вот она перед вами. Похожа?
Многие скажут — нет. На кого же похож бегемот (кибоко — по-африкански)? Пожалуй, надо согласиться с древними египтянами, называвшими бегемота «водяной свиньей». Прижилось, однако, слово «гиппопотам» — гиппо.
Так и будем его называть.
В жару, если гиппо не спрятался в воду, он покрывается красноватой слизью, предохраняющей кожу от растрескивания, и становится похожим на гигантскую сардельку. Кожа у бегемота толстая — два сантиметра, но очень чувствительная: даже севшую на него муху гиппо почувствует. Еще одно достоинство кожи — ее эластичность. Во времена работорговли из кожи гиппо изготовляли бичи.
Что еще привлекает вниманье? Голова!
Она у бегемота «четырехгранная» — похожа на большой чемодан. Если «чемодан» открывается, видны огромные клыки — до пятидесяти сантиметров: два — сверху, два — снизу. Но гиппо не хищник — вегетарианец. Ничего, кроме растений, не ест.
Присмотритесь теперь к ушам, глазам и ноздрям. Они находятся в одной плоскости. Погрузившись в воду, гиппо выставляет наружу (так же, как крокодил и лягушки) свои «перископы» и, оставаясь в воде почти незаметным, может наблюдать за всем, что происходит вокруг. И, наконец, обращают внимание на себя ноги. Если жираф стоит на «ходулях», то тут для хожденья огромной приземистой туши предназначены короткие ноги-тумбы. Ясно, что гиппо не спринтер, но видимая его неповоротливость обманчива — бегает очень резво и по суше, и под водой, где проводит половину своей жизни.
Как ни странно, гиппо — хороший пловец, и не только в речной воде. Бегемотов видели в море, в трех — пяти километрах от берега. Считают, на Мадагаскар они вплавь перебрались с материка.
Проезжая в национальных парках вдоль речек, мы знали: рано или поздно на бегемотов мы набредем. И однажды утром услышали рев, который приняли поначалу за львиный. Но хрюканье, паровозное пыхтенье и плеск воды сразу все прояснили. Зелень между рекой и дорогой мешала что-либо увидеть. Решили нарушить порядок парка — покинуть машину.
Пройдя метров сорок кустами, мы вышли к просторной речной долине. Сверкнула вода, и на ней мы увидели то, что обычно видит днем путешественник, — на воде кучно торчали какие-то кочки и островки. По островкам ходили птицы, а кочки то исчезали, то вновь появлялись. Бинокль приблизил к глазам этот живой «архипелаг» — мы увидели шевелящиеся уши, выпученные глаза, а островками оказались спины, торчавшие из воды. Бегемотов было голов под тридцать. Они нас, конечно, заметили, но не спрятались — продолжали пыхтеть и плескаться. На их рев с реки пониже отзывалась, столь же страстно, другая компания водолазов.
С помощью телеобъектива мы наснимали «архипелаг кочек», надеясь, что любопытства ради бегемоты хоть ненадолго выйдут из омута.
Они это делают, чтобы погреться на солнце, понежиться, но только в совершенно безлюдных местах. Вода — их убежище и от солнца, и от опасностей. В воде бегемоты рождаются, мамаша-гиппо выталкивает мальца на поверхность — глотнуть воздуха. Она будет потом выталкивать его каждые полминуты. Сама же способна под водой находиться пять-шесть минут. Чтобы вдохнуть, бегемоту надо лишь осторожно высунуть из воды ноздри.
В воде бегемоты могут кое-чем покормиться — едят лотосы, осоку, камыш. Но этого мало. И каждый вечер через час после захода солнца бегемоты осторожно, но решительно выходят на берег, придерживаясь уже проложенных лазов и троп. Эти невзыскательные травоядные изжуют все, что под руку попадет.
Самые грубые травы, какими побрезгуют даже слоны, они сжуют, сжуют даже кучу подгнившей соломы — четырнадцатикамерный желудок гиппопотамов не переварит разве что только железо.
Всю ночь гиппо спокойно пасутся. В поисках корма могут удалиться от берега до пятнадцати километров. Но они точно знают, когда надо пуститься в обратный путь, чтобы к восходу солнца вернуться в воду. Опасное дело — оказаться в это время на тропе: сомнут, растопчут.
Разумеется, бегемоты не понимают, что поля кукурузы, проса или арбузов вовсе не им предназначены, они смело на них идут и как хотят распоряжаются вкусной едой, а наевшись, тут же валяются. Легко представить негодование жителей какой-нибудь деревушки, увидевших утром поле. Это одна из причин, по которой некогда огромная численность гиппопотамов в Африке сократилась во много раз. Спокойней чувствуют себя гиппопотамы там, где возле воды нет полей-огородов. Попаслись в темноте — и домой, в воду.
В воде они, кажется, любят жить в тесноте, в толкотне, им как будто необходимо друг друга касаться, тереться боками. Стадо гиппопотамов нередко достигает трех-четырех десятков голов.