Том 21. Кто убил доктора Секса? Бичеватель. Счастливый год для карлика. Леди-призрак

Мундштук выпал у нее из рук, она набросилась на меня, неистово размахивая кулаками в воздухе. Я выбросил вперед правую руку, слегка согнув пальцы, и ее правая грудь оказалась аккуратно зажатой в моей ладони. Я слегка усилил нажим и таким образом удерживал ее на безопасном расстоянии, в то время как ее ногти безуспешно пытались добраться до моего лица.

— Я всегда был сторонником серьезных тренировок. — Я почти ласково улыбнулся, глядя в ее искаженное от злости лицо. — Вы часто сюда приезжаете, мисс Фабер?

Глава 3

Гаррет Сулливан совершенно не соответствовал моим представлениям о психиатре. Для этого он выглядел слишком здоровым. Я бы скорее представил его на борту вертолета, обслуживающего какие-то Богом забытые места, куда иначе не доберешься. Крепко сбитый розовощекий детина, которому, возможно, судьба отпустила слишком много силы и здоровья. Как я считал, ему было лет сорок. Шапка густых русых волос, не начавших седеть даже на висках. Добрые карие глаза, которые заставляли тебя почувствовать в нем верного друга, которому можно спокойно доверять даже до того, как ты обменяешься с ним рукопожатием. А оно было достаточно твердым и уверенным.

— Вы сказали, что это очень важно, мистер Холман, — заговорил он с подкупающей искренностью. — Это что-то связанное с Германом Рейнером?

— Верно, — ответил я. — И я бесконечно благодарен вам за то, что вы нашли возможность повидаться со мной сегодня же вечером.

— Устраивайтесь поудобнее, — сказал он, — выпьем?

— Бурбон со льдом, спасибо.

Я уселся в кресло экзотического вида из ротанга, которое будто бы предназначалось для какого-то мандарина и было наверняка сделано в одной из мастерских кустарей-умельцев, окружающих Вилширский бульвар. Квартира доктора находилась на тринадцатом этаже нового высотного здания, декор был определенно восточным — под стать огнедышащему дракону, нарисованному масляными красками над ложным камином.

Доктор вернулся от бара с наполненными бокалами, протянул мне мой и уселся во втором ротанговом кресле против меня.

— Бедняга старина Герман! — произнес он для начала. — Я ведь был вместе с ним на той охоте, когда произошел несчастный случай. Вы знаете об этом? До сих пор не уверен, что когда-нибудь мне захочется снова отправиться на охоту…

— Как это случилось? — вежливо спросил я.

— В лесу мы с ним разошлись в разные стороны, — медленно заговорил он. — Герман был новичком, это был его первый выезд на природу. Но он шел уже третий день, и я боюсь, его утомили все мои добрые советы и наставления на протяжении первых двух… — Он невесело усмехнулся. — Объедините двух психиатров: они ведь ни за что не станут поучать друг друга, а тут… Так или иначе, но на третий день Герман настоял на том, что станет действовать самостоятельно. Я пытался его отговорить, но он заупрямился, и было ясно, что мне его не переубедить. Итак, мы ушли из охотничьего домика в восемь утра и разошлись в разные стороны. А где-то около половины двенадцатого прибежал ко мне запыхавшийся владелец и сообщил про несчастный случай. Кто-то из других охотников наткнулся на тело Германа час назад. Хозяин с трудом меня разыскал.

— Что с ним стряслось?

— Он погиб от выстрела в затылок. Полицейский хирург установил, что смерть наступила примерно в половине одиннадцатого. Его обнаружили лежащим посреди густого кустарника. Поверите ли, подобные вещи случаются очень даже часто! Какой-нибудь болван с ружьем в руках замечает, что что-то шевелится в чаще леса, и принимается стрелять, даже и не подумав выяснить, дичь это или нет.

— Удалось выяснить, кто это сделал?

— Нет. — Он медленно покачал головой. — Они проверили всех, кого смогли найти поблизости, но их пули оказались другими. Офицер, возглавлявший расследование, предположил, что человек, подстреливший беднягу Германа, обнаружил, что натворил, и тут же либо постарался поскорее оттуда убраться, либо запрятал свое ружье в таком укромном месте, где его никто не смог бы разыскать.

— Хорошенькое дело! — покачал я головой. — Человек умирает, а тип, виновный в его гибели, спокойно и безнаказанно исчезает с места происшествия?

— Да. — Его карие глаза оценивающе уставились на меня, и недавняя доброжелательность полностью исчезла. — Почему вы интересуетесь смертью Германа, мистер Холман?

— У меня появилась клиентка, которая в прошлом была его пациенткой, — пояснил я. — Он имел обыкновение записывать на магнитофон их беседы у него на приеме. После его смерти ленты исчезли, а она жаждет заполучить их назад.

Он поморщился:

— Так вон оно что! Шантаж, очевидно?

— Кто знает?

— Крайне сожалею, мне бы очень хотелось вам помочь. — Он слегка пожал плечами. — Совершенно очевидно, что сам Герман не стал бы мне болтать про своих клиентов и их проблемы. И я не имел представления…

— Он был одним из тех людей, чье болезненное любопытство удовлетворяется если не созерцанием, то хотя бы описанием эротических сцен, — холодно прервал я. — Позднее он проигрывал эти записи снова и снова ради острых ощущений. Вам это было известно?