Том 22. Истина

Она стала все чаще ссориться с г-жой Дюпарк. Старуха чувствовала, что внучка ускользает из-под ее влияния. Она усилила надзор, держала Женевьеву чуть ли не под домашним арестом, но Женевьева, поспорив с бабкой, всякий раз убегала наверх и, хлопнув дверью, запиралась у себя в комнате; там она могла отдаться своим мыслям и не отзывалась, даже если старуха в ярости стучала кулаком в дверь. Два воскресенья подряд она не выходила из своей комнаты и, несмотря на все просьбы и угрозы г-жи Дюпарк, отказывалась сопровождать ее к вечерне. Г-же Дюпарк было семьдесят восемь лет; всю жизнь она находилась в полном подчинении у церкви и превратилась в нестерпимую ханжу. Мать обращалась с ней сурово, муж был грубый человек, целиком занятый торговлей, от него она тоже никогда не видела ласки, и ее дремавшие чувства долго не пробуждались. Почти двадцать пять лет супруги держали против церкви св. Максенция магазин готового платья, их клиентами были, главным образом, духовные лица. И вот, к тридцати годам, но изведав любви, изголодавшаяся душой и телом, слишком честная, чтобы завести любовника, она постепенно отдалась религии. Она подавила свою чувственность, обманула ее пышностью богослужений, утолила ароматом ладана, пылкими молитвами, она испытывала мистическую радость, созерцая на иконах белокурого Христа. Г-жа Дюпарк не знала страстных объятий любовника, и ей были отрадны легкие прикосновения священника; с этим мужчиной можно быть в тесном общении, говорить ему о своих сокровенных плотских искушениях, — и во всем этом нет греха. Елейные жесты и ласкающие слова духовника были источником непрестанной радости, даже его суровые речи, угрозы адских мук вызывали сладостную дрожь у женщины, смирившей свою плоть. Слепая вера, строгое соблюдение предписаний религии удовлетворяли ее дремлющую чувственность, вдобавок она, по врожденной женской слабости, охотно подчинялась уставу и власти священника, обретая в нем опору. Церковь не только пленяет женщину чувственной стороной культа, но овладевает ею путем запугивания, насилия, заковывает ее в цепи, и забитая невольница в конце концов обретает в рабстве горькую отраду. Г-жа Дюпарк, с колыбели приученная к повиновению, покоренная церковью, воистину была ее детищем; церковь не доверяет женщине, и, завербовав ее, стремится уничтожить в ней все живое, сделать своим послушным орудием, воздействовать через нее на мужчину, дабы покорить и его. Овдовев, г-жа Дюпарк прикрыла торговлю, оказалась обладательницей небольшого капитала и поселилась в Майбуа; теперь она проводила дни в праздности и с головой ушла в благочестие; не познав полнокровной земной любви и семейного счастья, она обретала отраду в религии. Г-жа Дюпарк заставляла внучку строго выполнять пустые обряды, втайне сожалея, что сама не испытала радостей любви, и всеми силами препятствовала освобождению женщины; запретная область представлялась ей каким-то адом, неведомым, быть может, восхитительным, куда ей не было доступа.

Но между упрямой богомольной бабкой и жаждавшей свободы внучкой стояла еще мать, печальная г-жа Бертеро. С виду она тоже была богомольной, подчинялась уставу и с детства покорилась церкви. Она ревностно соблюдала все обряды, ежедневно посещала храм, и ее муж, свободомыслящий Бертеро, друг Сальвана, обожавший жену, по своей слабости постоянно сопровождал ее к мессе. Но г-жа Бертеро изведала любовь этого чудесного человека, его пылкую страсть, и воспоминание о проведенных с ним дивных часах всегда было живо в ее сердце, она по-прежнему принадлежала ему, жила лишь мыслями о нем в печальном одиночестве, не расставаясь с дорогим образом. Вот почему она замыкалась в себе, старалась быть незаметной в этом мрачном, тесном доме, где заперлась с дочерью, точно в монастыре. Она никогда не помышляла о вторичном замужестве и пошла по стопам матери; педантично благочестивая, смиренная, вся в черном, с бледным, точно восковым лицом, она была придавлена тяжелой рукой г-жи Дюпарк, угнетавшей всех в доме. Она медленно угасала, не находя успокоения в холодном, пустом благочестии, и порой в уголках бескровного рта появлялась горькая складка, покорный взгляд загорался мятежным огнем, — в ее душе вспыхивало воспоминание об умершем супруге, об утраченных радостях любви. И только в последнее время при виде страданий Женевьевы, искавшей опоры то в муже, то в священнике, эта затворница, отрешившаяся от мира, преодолевая свой страх, восстала против мрачного деспотизма старухи.