Том 22. Избранные дневники 1895-1910

Вот и все. По старой привычке, от которой все-таки не освободился, думается, что еще сделал бы то бы да это, странно — преимущественно один художественный замысел. Разумеется, это пустяки, я бы и не в силах был его исполнить хорошо.

Да, «все в табе и все сейчас», как говорил Сютаев, и все вне времени. Так что же может случиться с тем, что во мне и что вне времени, кроме блага.

17 августа 1908. Ясная Поляна. (Художественное.)

1) Ребенок в богатой буржуазной семье атеистической, научно-либеральной предается церковности. Он через пятнадцать лет революционер-анархист.

2) Кроткий, искренний сын священника, хорошо учится и в школе и в семинарии, его женят и посвящают. Дочь его соседа-прихожанина дает матушке, тщеславной интеллигентке, книгу. Он читает Толстого, и пробуждаются вопросы.

3) Мальчик, шестой сын слепого нищего, вызывает сочувствие жены первого либерала атеиста. Его берут, отдают в школу, блестящие способности, выводят его в магистры науки. Он едет на родину, встречается с товарищами, ужасается, передумывает все и отрицает науку и истину одну и спасение видит в вере в бога.

4) Один из товарищей начал торговать, нажил миллион и, либеральничая, живет трудами рабочих.

5) Сын аристократической семьи ведет к сводне, потом филантропия, потом отречение от всего.

6) Сын разорившегося полуаристократа, тщеславный, делает карьеру женитьбой, сын сдержанный делает карьеру — вешает. Он льстил первому, теперь важничает.

7) Такой же, сын буржуа, аристократический писатель живет журналистикой, чувствует гадость и не может^*.

21 августа. Не писал с 12 числа. Здоровье все так же, ноге лучше, общее состояние хуже, то есть ближе к смерти. Нынче ночью испытал без всякой внешней причины особенно сильное и мало сказать: приятное, а серьезное, радостное чувство совершенного отпадения не страха даже, а несогласия со смертью. Очень радуюсь этому, потому что это чувство, я знаю, не случайное, проходящее, а оно может, не будучи испытываемо беспрестанно, оставаться в глубине души, и это очень хорошо. Чувство это подобно тому, что бы испытал человек, узнав неожиданно для себя, что там, где он считал себя вдали от дома, он подле него, и что то, что он считал чем-то странным и чуждым, есть самый дом его.

Все занимаюсь с Николаем Николаевичем «Кругом чтения». Не скажу, чтобы очень доволен, но и не недоволен. Чувствую приближение 28-го по увеличению писем^*. Буду рад, когда это кончится, хотя рад тоже тому, что совершенно равнодушен к тому или к другому отношению людей ко мне, хотя и все более и более неравнодушен к моему отношению к ним.

Написал письмо М.^* и не раскаиваюсь.

24 августа. 1) Все живое имеет сознание. В сознании себя отдельным существом и жизнь, и всякое живое существо сознает себя подчиненным общим и своим законам: камень — и тяготения, и непроницаемости; растение — и тяготения, и роста, и воспроизведения; животное — и тяготения, и роста, и воспроизведения, и общения с себе подобными; человек — и тяготения, и роста, и воспроизведения, и разумного нравственного поведения.

26 августа 1908. Ясная Поляна. Мне лучше, но все еще лежу. Работал над «Кругом», и что дальше, то больше и больше вижу недостатков и исправляю. Дошел до 8 числа. Шумят по случаю юбилея, и я рад, что чувствую себя спокойным совсем. Недоброе письмо и незаслуженно недоброе письмо гораздо больше тревожит меня, чем все, что делается ради юбилея. На душе хорошо, думаю, что подвигаюсь. Рад работе над «Кругом». Помогает уяснению многого. А какая радость — друзья, и какие! Устал, ничего больше писать не хочется.

3 сентября 1908. Ясная Поляна. Поправляюсь. На душе, скучно повторять, все лучше и лучше.

Хочется писать художественное, и намечается, но боюсь, буду не в силах.

1) Я все забыл и забываю, так что прошедшее исчезает для меня. Так же, еще больше, исчезает будущее. Как это хорошо! Вся сила жизни — а сила эта страшно умножилась — переносится в настоящее. Я сознаю это. Как это радостно!

14 сентября. Понемногу выздоравливаю. Юбилей — много приятного для низшей души, но трудное сделал для высшей души. Но жаловаться на себя не очень могу^*. Все понемногу выкарабкиваюсь. Нынче взял тетрадь именно для того, чтобы записать то, что утром и ночью в первый раз почувствовал, именно почувствовал, что центр тяжести моей жизни перенесся уже из плотской в духовную жизнь: почувствовал свое равнодушие полное ко всему телесному и неперестающий интерес к своему духовному росту, то есть своей духовной жизни.

[…] Нынче был приезжий тяжелый юноша. Оставил тяжелое впечатление. Сейчас придут тульские революционеры^*.