Том 22. Избранные дневники 1895-1910

Нынче 29 декабря 1900. Москва. У Левы умер ребенок. Мне их очень жаль. Всегда в горе есть духовное возмездие и огромная выгода. Горе — бог посетил, вспомнил… Таня родила мертвого и очень хороша, разумна. Соня в Ясной. Здесь Илья. Поразительно ребячлив.

Пришел старичок из Нижнего. Я все не работаю, слаб и по вечерам разбит. Духом хуже, чем был.

Записать надо следующее:

1) Читал об удивительных машинах, заменяющих труд и страдания человека. Но это все равно, как выдумать сложный аппарат, посредством которого можно сечь и убивать без труда и напряжения. Проще не сечь и не убивать. Так и машины, производящие пиво, вино, бархат, зеркала и т. п. Вся сложность нашей городской жизни в том, что придумают себе и приучат себя к вредным потребностям, а потом все усилия ума употребляют на то, чтобы удовлетворять им или уменьшать вред от удовлетворения их: вся медицина, гигиена, освещение и вся городская вредная жизнь. Прежде, чем говорить о благе удовлетворения потребностей, надо решить, какие потребности составляют благо. Это очень важно.

2) Читал Ницше «Заратустра» и заметку его сестры о том, как он писал^*, и вполне убедился, что он был совершенно сумасшедший, когда писал, и сумасшедший не в метафорическом смысле, а в прямом, самом точном: бессвязность, перескакивание с одной мысли на другую, сравнение без указаний того, что сравнивается, начала мыслей без конца, перепрыгивание с одной мысли на другую по контрасту или созвучию и все на фоне пункта сумасшествия — idée fixe[28] о том, что, отрицая все высшие основы человеческой жизни и мысли, он доказывает свою сверхчеловеческую гениальность. Каково же общество, если такой сумасшедший, и злой сумасшедший, признается учителем?

3) Когда человек ищет благо во всем, кроме любви, он все равно как во мраке ищет пути. Когда же он познал, что благо и его и всего существующего — в любви, так солнце взошло, и он видит свой путь и не может уже хвататься за то, что не дает ему благо. […]

31 декабря 1900. Москва. Все не пишу и очень нравственно низок. Сейчас получил письмо от господина, устраивающего библиотеку. Он как будто укоряет меня в корыстолюбии при продаже моих сочинений: налог на бедных и т. п… И мне стало ужасно обидно, что он, не зная моего отношения к этому, подозревает, упрекает меня. Мало того, я почувствовал к нему ненависть и был в недоумении, как поступить: молчать, сказать, чтобы обратился в склад к жене. И все было нехорошо. Хотел подняться выше этого и не мог, до тех пор пока не догадался, что все дело в моем отношении к нему. Надо не ненавидеть, а любить его: разъяснить ему его ошибку, ему помочь. Да, только одна любовь развязывает все узлы. Думал:

1) О том, что дети это увеличительные стекла зла. Стоит приложить к детям какое-нибудь злое дело и то, что казалось по отношению взрослых только нехорошим, представляется ужасным по отношению детей: несправедливость сословий, еврейство, разврат, убийство…

2) Думал нынче о том, что главная неестественность драматических произведений есть то, что говорят все лица одинаково долго и их слушают. В действительности это не так: каждое лицо имеет возможность говорить и выслушивать по свойствам своего характера и ораторского искусства. Хотел так переделать свою драму. Да видно, мое сочинительство кончилось. Что ж, и то хорошо.

1 января нового года и столетия. Е. б. ж.

1901

[1 января 1901 г. Москва. ] Пишу утром, потому что ничего не делаю, кроме чтения. Читал «Six Systems of Indian Philosophy»^* и отчет министра финансов^*. И остаюсь равнодушен к тому и другому. […]

9 января 1901. Москва. Ничего не писал все это время, кроме ничтожных писем. Последнее время был нездоров и теперь еще не хорош. От Черткова письма о неупотреблении денег и упреки за намерение участвовать в журнале^*. […]

19 января 1901. Москва. Все это время был нездоров и слаб. В выдавшиеся хорошие дни написал длинное письмо к Серебренникову в Нижний^*. Душевное состояние довольно хорошо, если бы только поменьше празднословия.

За это время записано:

1) Люди живут своими мыслями, чужими мыслями, своими чувствами, чужими чувствами (то есть понимать чужие чувства, руководствоваться ими). Самый лучший человек тот, который живет преимущественно своими мыслями и чужими чувствами, самый худший сорт человека — который живет чужими мыслями и своими чувствами. Из различных сочетаний этих четырех основ, мотивов деятельности — все различие людей.

Есть люди, не имеющие почти никаких, ни своих, ни чужих мыслей, ни своих чувств и живущие только чужими чувствами; это самоотверженные дурачки, святые. Есть люди, живущие только своими чувствами, — это звери. Есть люди, живущие только своими мыслями, — это мудрецы, пророки; есть — живущие только чужими мыслями, — это ученые глупцы. Из различных перестановок по силе этих свойств — вся сложная музыка характеров.