Том 22. Приключения Мишеля Гартмана. Часть II

Когда они достигли прогалины, где свершилась казнь, двое тотчас принялись рыть могилу в стороне, по указанию командира.

Должно быть, Жейер испустил дух в жестоких страданиях: черты его были страшно искажены, судорожно сжатые руки закинуты на голову и, вероятно, в минуту агонии схватились за веревку; круглая палка, которую сержант сунул ему под ноги и которая, выкатившись из-под них, причинила мгновенную смерть, упала с платформы и лежала на снегу.

По приказанию Мишеля Паризьен отпустил веревку, два вольных стрелка подхватили тело и положили его на землю.

Тогда приступили к осмотру. Мишель заносил в список все, что мало-помалу находили на умершем банкире.

Он не солгал: при нем была громадная сумма золотом и банковыми билетами, сверх того, оказывались и важные бумаги от прусского правительства с подписями Бисмарка и Мольтке.

Кроме сафьянового пояса и бумажника, набитого бумагами, в одежде покойного находилось громадное количество потайных карманов, где сделаны были самые удивительные, драгоценные открытия.

Все было тщательно занесено в список, и присутствующие скрепили его своею подписью.

Денег оказалось почти до трех миллионов; какими грабительствами, должно быть, накопил такую громадную сумму презренный, которого несколько недель назад заставили заплатить несколько миллионов выкупа!

— Эти деньги принадлежат французскому правительству, — сказал Мишель, — их надо отдать, мы не имеем на них права — это гроши, отнятые у многих сотен семейств, обобранных и доведенных до нищеты.

Могила была вырыта, тело опущено в нее, засыпано землею и заложено громадными кусками дерева, все вместе потом тщательно утоптали, чтобы тело не вырыли и не растерзали хищные звери, две палки в виде креста воткнули над могилою, и вольные стрелки, молча, оставив прогалину, вернулись на место, где совершилось покушение на жизнь баронессы.

Влюбчивый исполнил приказание Мишеля, он отыскал воду и принес достаточное количество.

Петрус еще не спрашивал командира.

Последний заставил тогда Влюбчивого передать ему, что произошло в шалаше после его ухода.

Он исполнил это в немногих словах.

Шалаш оказывался гораздо ближе, чем полагал Мишель. Услыхав два выстрела, Петрус встревожился насчет командира, решил произвести рекогносцировку и сам стал во главе ее. Стеречь шалаш со сложенными там сумками и поддерживать огонь он оставил капрала Освальда с четырьмя волонтерами.

Прошло довольно времени, и оставленные в шалаше волонтеры, вероятно, сильно беспокоились, да и мало ли что могло случиться. Мишель приказал Влюбчивому и Шакалу идти в стан, передать товарищам, что было, и вместе с тем строго предписал им, если он долго будет в отсутствии и Оборотень вернется ранее его, тотчас вести контрабандиста к мертвому дереву, где застанут его непременно.

Два вольных стрелка немедленно отправились в путь.

Чтоб не захватил их врасплох неприятель, если б бродил в окрестностях, отыскивая Жейера, Паризьен поставил двух часовых в кустарнике. Возвращаясь, он увидал привязанного к кусту оседланного мула. Он отвязал животное и повел его за собою на прогалину. Этот мул, красивый и сильный, принадлежал банкиру. Вероятно, Жейер давно уже тайком наблюдал за действиями баронессы и скрыл своего мула в кустах, чтоб спастись бегством после замышляемого им убийства.

Мул был тщательно осмотрен, однако ничего на нем не оказалось, кроме седла и сбруи. Его привязали за каретой.

Чем более проходило времени, тем сильнее становилось беспокойство Мишеля.

Наконец Петрус показался у входа в дупло; длинное и бледное лицо сержанта смотрело мрачнее и унылее чем когда-либо, что Мишелю показалось добрым знаком: он с давних пор знал Петруса вдоль и поперек.

У Петруса радость была сумрачна, счастье угрюмо.

Мишель бросился к нему.

— Ну что? — спросил он в волнении. Сержант взглянул на него сурово.

— Я охотно выкурю трубочку, — ответил он, — сапристи! Целых два часа не курил.

И он немедленно набил свою огромную трубку, которая всегда висела у него на поясе.

— Ну же, Петрус, отвечайте мне! — вскричал Мишель, топнув в нетерпении ногою.

— Мы все смертны, — объявил сержант, чиркнул спичкой по рукаву и закурил трубку.

Мишель овладел собою, он знал, с кем имеет дело.

— Ах! Как приятно, — сказал сержант, выпуская громадный клуб табачного дыма, — право, я сильно в этом нуждался.

— Ради Бога, Петрус, друг мой, сжальтесь надо мною, не оставляйте меня долее в невыносимой пытке; теперь трубка ваша раскурена, чего же вам недостает еще? Скажите мне, есть надежда или надо опасаться всего?

— Любезный Мишель, — ответил Петрус глухим голосом, окружая себя густым облаком дыма, — вы мне нравитесь, ей-Богу! Разве был бы я так спокоен, если б принес дурную весть? Худо же вы знаете меня.

— Так есть надежда? — вскричал Мишель с радостью.

— Есть ли надежда? Еще бы ей не быть!

— Она спасена?

— Как нельзя вернее, любезный друг.

— Слава Богу! — сказал он с чувством. — Теперь, определив этот первый пункт, мы можем объясниться.

— Очень охотно.

— Скажите мне положительно, в каком состоянии она находится?