Том 23. Большие надежды

Как видно, Бидди научила Джо писать. Я смотрел на него из постели и так был слаб, что опять прослезился, видя, с какой гордостью он взялся за это письмо. Пока я болел, с кровати моей сняли полог и перенесли ее вместе со мной в гостиную, где было просторнее и больше воздуха, а ковер из комнаты убрали и день и ночь поддерживали в ней чистоту и порядок. И в этой-то гостиной, за моим письменным столом, отодвинутым в угол и заставленным пузырьками, Джо приступил к своей трудной работе, предварительно выбрав на подносике перо, как тяжелый инструмент из ящика, и засучив рукава, точно собирался орудовать киркой или молотом. Для того чтобы начать, Джо пришлось крепко упереться в стол левым локтем и отставить правую ногу далеко назад; когда же он начал, каждый штрих, который он вел книзу, отнимал у него столько времени, словно был длиною в шесть футов, а каждый раз как он поворачивал вверх, я слышал, как перо его отчаянно брызгает. Почему-то проникнувшись твердым убеждением, что чернильница стоит не справа от него, а слева, он то и дело макал перо в пустое пространство, но, видимо, оставался вполне доволен результатом. Время от времени его задерживала какая-нибудь орфографическая каверза, но, в общем, дело у него спорилось, и когда письмо было подписано и последняя клякса с помощью двух указательных пальцев переместилась с бумаги к нему на макушку, он встал и еще некоторое время похаживал вокруг стола, с глубочайшим удовлетворением созерцая свое изделье под разными углами.

Чтобы не огорчать Джо чрезмерной говорливостью (даже если бы таковая была мне по силам), я в тот день не стал расспрашивать его о мисс Хэвишем. Наутро, когда я спросил, поправилась ли она, он покачал головой.

— Она умерла, Джо?

— Ну, что ты, дружок, — произнес Джо с укором, очевидно решив подготовить меня постепенно, — это уж ты через край хватил: только что вот… ее нет…

— Нет в живых, Джо?

— Вот так-то будет вернее, — сказал Джо. — Нет ее в живых.

— Она еще долго болела, Джо?

— Да после того как ты захворал, пожалуй, этак — чтобы не соврать — с неделю, — отвечал Джо, по-прежнему полный решимости ради моего блага обо всем сообщать постепенно.

— Джо, милый, а ты не слышал, что будет теперь с ее состоянием?

— Видишь ли, дружок. — сказал Джо, — говорят так, будто она еще давно почти все закрепила за мисс Эстеллой, отказала ей, то есть. Но дня за два до несчастья она сделала своей рукой приписочку к духовной — оставила круглых четыре тысячи мистеру Мэтью Покету. А самое интересное — почему бы ты думал, Пип, она оставила ему круглых четыре тысячи? «На основании отзыва Пипа о вышеназванном Мэтью». Бидди говорит, там так и написано, — сказал Джо и со смаком повторил мудреную формулу: — «На основании отзыва о вышеназванном Мэтью». И подумай, Пип, круглых четыре тысячи!

Для меня осталось тайной, откуда Джо были известны геометрические признаки этих четырех тысяч фунтов, но, должно быть, в таком виде сумма казалась ему более внушительной, и он всякий раз с увлечением подчеркивал, что тысячи были круглые.

Рассказ Джо доставил мне большую радость, — я увидел завершенным единственное доброе дело, которое успел сделать. Я спросил, не слышал ли он, что досталось по наследству другим родственникам.

— Мисс Саре, — сказал Джо, — той досталось двадцать пять фунтов в год — на пилюли, потому у нее частенько желчь разливается. Мисс Джорджиане — двадцать фунтов и точка. Миссис «Как мило», — я догадался, что под этим именем у него значилась Камилла, — ей досталось пять фунтов, покупать свечки, чтобы не очень скучала, когда просыпается по ночам.

Эти заветы были так метко направлены по адресу, что я без труда поверил сообщению Джо.

— А теперь, дружок, — сказал он, — подсыплю я тебе еще одну новость и хватит с тебя на сегодня, баста. Старый Орлик-то, знаешь, до чего дошел? Жилой дом ограбил.

— Чей дом? — спросил я.

— Побахвалиться этот человек любит, это уж как есть, — продолжал Джо с виноватым вздохом, — но все ж таки дом англичанина — его крепость, а вламываться в крепости не следует, кроме как в военное время. И хоть он и не без греха свой прожил век, но был, как-никак, лабазник, почтенный человек.

— Так это к Памблчуку вломились в дом?

— Вот-вот, Пип, — сказал Джо, — и забрали его выручку и денежный ящик, выпили его вино, угостились его провизией, надавали ему оплеух, нос чуть на сторону не свернули, и самого привязали к кровати да всыпали горяченьких, а чтобы не кричал, набили ему полон рот семян однолетних садовых. Но он узнал Орлика, и Орлик сидит в тюрьме.

Так, мало-помалу, мы перестали ограничивать себя в задушевных беседах. Я еще долго был очень слаб, но все же силы мои медленно, но верно прибывали, и Джо не отходил от меня, и мне грезилось, будто я снова превратился в маленького Пипа.